в университете ныла однокурсница Люда, оставленная мною на растерзание Клавдии Петровне.
– Ты понимаешь, – шептала она мне на философии. – Эта старая ведьма говорит, что я топаю, как слон, что срочно нужны другие тапки с мягкой подошвой, потому что у нее краска на полах облупливается.
Я закатывала глаза, а Люда продолжала, воодушевившись моим пониманием:
– Подселила ко мне на твой диван студента малолетнего. Я ей говорю: «Клавдия Петровна, а ничего, что я – девушка, а он – парень? А она: ну какой же он парень, Людочка, ему даже семнадцати нет! А этот шестнадцатилетний мальчик просидел весь вечер, пялясь на мои сиськи.
– У тебя классные сиськи, поймите его, коллега.
– Я не узнаю вас, коллега, я ждала от вас слов сочувствия, а не пошлости.
– Я сочувствую вам, коллега.
– Спасибо. А у вас, должна заметить, классная задница.
Я протянула руку, и мы совершили официальное рукопожатие, как если бы заключили сделку.
А потом, после всех пар, нагруженная сумками, помогала Люде перевезти ее пожитки к нашей спасительнице – бабушке Лиде.
И уже в комнате, заняв третью кровать – самую дальнюю от окна – Люда торопливым шепотом продолжала свои излияния:
– Но самое, девочки, жуткое, это когда Клавдия Петровна вошла ко мне в комнату и начала делиться важным опытом, как не зачать случайненько.
У нас с Ольгой глаза полезли на лоб от такого форсажа в разговоре.
– Ты, говорит, замуж выйдешь – ниче внутрь не пей. А сразу, как с мужем побудешь, с дивана – прыг, а на полу уже таз с водой приготовленный. Быстренько обмылась хорошенечко – и все. Предохранилась.
– Вот это бред! – взвыли мы с Ольгой.
– А женщине все шестьдесят пять! – поддакнула Люда.
А я смотрела и думала: слава Богу: я не одна на весь этаж с Александром. И почему это я должна уезжать? Он – не хозяин здесь.
Уже тогда я начала писать этот роман. И антураж дома, и молчаливое его наблюдение за всеми нами, собравшимися под его крышей, и квартирант, и бабушка – все это вдохновляло и заставляло браться за ручку и мелкими-мелкими буковками-гальками забрасывать чистые страницы толстой тетрадки со смешным чуть косящим одним глазом щенком на обложке.
После потрясающего студенческого ужина на троих – гречки из пакетов с нарезанной колбасой – осталась мыть кастрюлю. Прекрасное время, потому что как только включается вода и пена пузырится на губке, персонажи в моей голове оживают и начинается действие. Теперь в моем романе герои не были плоскими картонными куклами в рисованной одежде. Потому что я украла для них души у реальных людей. Баба Лида, Александр, Люда, Ольга, я, Терем, – уже поселились в нем.
Я отжала губку и положила на место. Осталось вытереть вымытую посуду.
И вдруг персонажи в моей голове удивленно и совершенно неуместно обернулись на незнакомые голоса в коридоре. И мне пришлось раскрыть понарошный сундучок и