в силе логики и научного знания совладать с хаосом мироздания, да и сама Вселенная вдруг предстала перед ним такой, какой он не ощущал её даже перед лицом неизвестности и прямой угрозы его жизни от неведомого подземного существа – она предстала перед ним непознаваемой, неуправляемой, полной неопределённости и подчиняющейся лишь слепому случаю. Это впервые так напугало его, на мгновение сокрушило его волю и лишило выдержки. Ранее незнакомый страх за близкого человека словно проломил дыру в знакомой Кентору с детства картине мира, высвободив из глубин его личности нечто новое: способность не только анализировать, но чувствовать личную ответственность за то, что происходило вокруг. Он лихорадочно пытался собрать мечущиеся мысли и понять, что он должен сделать сейчас, чтобы предотвратить те сценарии будущего, которые представлялись ему опасными и нежелательными; а в это время другие чувства, рвущиеся наружу из его существа, обвиняли его в том, что случилось, заставляли ощущать себя единственной причиной произошедшего, выносить самому себе приговор за то, что он не уберёг Арди. Кентор обнаружил, что он плачет, и это совершенно обескуражило его и одновременно пробудило чувство стыда. Он закрыл лицо ладонями в тщетной попытке спрятать слёзы от окружающих, не понимая, что вместе с ними находится в сплошном потоке распыляемой противопожарной системой воды, в котором его слёзы не видны. Зейн увидел и понял его смущение; старший товарищ обхватил его за плечи, крепко сжав их в своих мощных руках, и просто стоял так, словно охраняя друга, чтобы тот не навредил себе в этот странный и яркий момент внутреннего самопознания. Кентор не мог сдерживать рыдания и дрожь, неожиданно пробившие его тело, он не понимал, что именно с ним происходит, и был не в силах остановить это. Эмоции, мощные и яркие отголоски глубоко залегавших в его душе чувств, сейчас взяли над ним верх впервые за долгие годы, раскалывая сознание на части. Он заново осознавал, насколько сильно сестра была дорога ему. По-иному ощущал, уже не разумом, но сердцем, что означало для него иметь родного человека, и что значило теперь его потерять. Невозможность действовать прямо сейчас, немедленно, для исправления ситуации, с которой его разум не желал примириться, порождало гигантское внутреннее сопротивление, служившее катализатором этого нервного взрыва, и Кентор Геврал в первый раз за свою жизнь был вовсе не Гевралом, – просто обычным человеком, полностью лишённым защиты высоких технологий, подверженным сомнениям и страху лишения.
Но вот момент абсолютной слабости и полной потери контроля миновал, и к нему начинало возвращаться осознание того, что он всё ещё находится в знакомом ему, потенциально исследуемом пространстве, хоть и открыл для себя в некотором смысле новый мир, сокрытый внутри его самого. Он понял, что словно вновь провалился в пещеру, внутри которой таилось страшное, неподконтрольное ему, и вместе с тем – то драгоценное, которое ему необходимо было познать, для того чтобы подняться на новую ступень и с новой высоты взглянуть на свой мир. И это уже был привычный для него, исследователя, процесс.
Кентор