***
Запах сырости забивался в ноздри, а темноту вокруг едва разгонял маленький красноватый отблеск, который просачивался через решётку. В тесной, лишённой окон камере такой роскоши, как удобства, не существовало. Гнилая солома на холодном каменном полу да ведро, от которого несло испражнениями – вот и всё убранство. Где-то далеко слух улавливал журчание воды. Аристея разлепила глаза и ужасный, отчаянный крик унёсся к потолку темницы.
Разум девушки не давал трагическому воспоминанию вырваться наружу, похоронил на самом дне, но настой Грезящего Ока осквернил могилу памяти. Аристея закашлялась, сплюнула кровью и затряслась. Девушка так надеялась, что в том флаконе окажется яд, а теперь она оказалась запертой в клетке, не имея ни малейшего понятия, где эта клетка находится.
Однако хуже всего было то, что у противоположной стены, скорчившись, лежал Валеад. Багровые отсветы падали на покрытое испариной лицо круциария. Наскоро наложенные повязки пропитались кровью – он цеплялся за жизнь хриплым дыханием, бисеринками пота на лбу, стонами боли. Долго он не протянет. Аристея отползла в дальний угол и обхватила себя руками.
«Кажется, он не услышал, как я очнулась. Но ведь он вывел меня из Левантии, спас от прихвостней эклессии. Если он слуга Скорбящего, для чего ему меня защищать и учить? Мама, все воспоминания о тебе выжег тот злополучный вечер. Но теперь я могу попытаться» – по щекам девушки потекли слёзы. Она вновь вернулась в тот день и сосредоточилась на образах матери и сестры. Закрыла глаза, и руки сами собой соединились в молитвенном жесте. Нет, она не молила Скорбящего, не молила даже Алую Деву. Просто хотела ещё раз увидеть дорогих ей людей, которых она забыла.
Аристея почувствовала, как по телу разливается тепло, как что-то знакомое ей с раннего детства зарождается в глубине естества. Пространство вокруг девушки озарилось мягким серебристым сиянием. Губы беззвучно шептали слова колыбельной, которую мама пела ей в далёком детстве. Вдруг совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки она услышала голос:
– Спи, не плачь, моя царевна,
Звёзды замерли в ночи,
Будешь завтра королевной,
Дрогнет огонёк свечи,
А погаснет – смежишь глазки,
Аристея, засыпай,
Сниться будут тебе сказки,
Аристея, баю-бай.
Девушка открыла глаза. Перед ней, окутанная серебряным ореолом, стояла Ицилия и ласково улыбалась, а за подолом платья застенчиво пряталась маленькая Нэла.
– Мама! Сестрёнка! Но как? Как это возможно? – впервые за несколько месяцев в голосе Аристеи слышалась радость. Она поднялась на ноги и подошла к сияющим образам родных.
– Девочка моя, пока ты помнишь нас, мы не умрём. Мы будем здесь до тех пор, пока ты сама нас не отпустишь. Иди сюда, Аристея, – Ицилия заключила дочь в объятия.
– Да-да, сестричка. Если хочешь, я буду приходить играть с тобой, когда тебе грустно, –