эклессиары! Ма… – тонкий девичий голосок сменятся сдавленным хрипом, когда лезвие меча пронзает живот. В доме царит полутьма. Единственная лампада у печи высвечивает ужас на лицах женщины и девушки, что сидят за столом, раскладывая карты. Страх перед святыми братьями заставляет их застыть на месте. Внутри женщины зарождается крик, когда она видит, как её дочь падает на грязный пол бездыханной. Яркий запах железа растекается среди ароматов ягод, трав и плодов, корзины с которыми стояли у стен.
– Ицилия, верно? – через мёртвую девочку переступает высокий человек, облачённый в чёрную, шитую золотом, робу. Злобный ветер треплет полы облачения незнакомца. Половину узкого лица закрывал белоснежный платок, а громкий голос заполнял комнату. Из-под остроконечного капюшона, на котором белыми нитями были вышиты строки молебнов, пронзительно глядели большие, как у рыбы, глаза. Маленькие колокольчики на поясе угрожающе закачались.
Женщина испуганно озирается по сторонам и видит, как из-за спины незнакомца выступают два закованных в доспехи храмовника. С клинка одного из них всё ещё капает кровь её дочери.
– Нэла! Моя маленькая Нэла! – с криком Ицилия бросается к телу девочки и обнимает его, заливаясь слезами. Девушка же молчит, забившись в тёмный угол. Тяжелое дыхание с хрипом вырывается облачками стылого пара.
Эклессиар рывком поднимает женщину с пола и припечатывает к стене. Глиняная посуда падает с полок и разбивается на десятки черепков. Чёрная бархатная перчатка описывает в воздухе дугу и на щеке женщины расцветает алое пятно. Следом в воздух поднимается рука в белой перчатке:
– Я задал вопрос, падшая! Отвечай! – ещё одна пощёчина бросает несчастную на пол. – Следите за девкой в углу. Эта тварь скрывала ее от круциариев всё это время. Только Скорбящему известно, чему она смогла её научить, – храмовники начали приближаться к забившейся в угол девушке.
– Аристея, беги! Прошу, беги! – кинжал, спрятанный в рукаве платья, оказался в руке женщины, будто повинуясь неслышному приказу. Вскакивая, она направила лезвие в лицо эклессиара. С влажным звуком оружие вошло в правый глаз, орошая лицо Ицилии кровью. Служитель бога зашёлся криком:
– Вертио, длань могучая, подчинись моей воле, стальной хваткой раздроби кости врагов моих!
Колокольчики протяжно зазвенели, и Ицилия, будто кукла, зависла над потолком. Затем послышался сухой треск, и теперь пришла очередь женщины вопить от боли: суставы рук и ног выкручивались, обнажая кости, будто она была растянута на невидимой обычному глазу дыбе. Женщина выла, стонала и орала, но не могла вырваться из хватки мизерикордии.
– Что, гнусная еретичка, думала, скрылась от меня, когда бежала из Витровера? Я пёс господень, Ицилия, и нюх на Опалённых Милостью у меня прекрасный, – эклессиар вытащил из глазницы кинжал и отшвырнул прочь. Храмовники рванулись к нему, но он жестом остановил их. – Следите за девкой! Ицилия хочет, чтобы мы отвлеклись.
Однако Аристея