нет?
Затруднившись с ответом, она фыркнула:
– Время вышло, я иду домой.
Повернулась и, не прощаясь, пошла в сторону дома.
Он выждал какие-то секунды и пошел в противоположную сторону.
Обернулись одновременно.
Ранним-ранним, очень ранним утром Маша Майзель, сидя за стаканом теплого молока и бессмысленно кося взглядом во вчерашнюю Затейливую, уловила какое-то движение в коридоре: вроде бы промелькнула фигура в коротком, не по росту, Златином халатике, из-под которого торчали худые длинные волосатые ноги. Не столько торчали, сколько направлялись в ванную. Ни Гриша, ни Злата в это время суток не поднимались. Алик Залесский, жених? Насколько Маша знала свою сложную, с порывами и сомнениями, идеалами и упрямством, пылким сердцем и холодной головой, Злату, ночное присутствие Алика в доме исключалось. Возможно, в доме у Алика что-то и совершалось, но с легимитизацией последней близости под родной крышей Злата не торопилась.
Сказать честно, Машу отчасти напрягал предстоящий брак. Да, они целовались, сидя у Златы в комнате, а то и провожаясь в прихожей, Маша несколько раз невольно становилась свидетелем этого безобидного и естественного для жениха и невесты занятия. Но когда Алик отсутствовал, Маша наметанным глазом замечала, что Злата нисколько по нему не скучает, напротив, обыденная скука слишком часто посещает ее. И сейчас, когда Алик заседал на своей конференции в Мюнхене, ежедневно звоня оттуда, выражение скуки и даже некоторой досады отчетливо читалось Машей на лице Златы. Не развеивали скуку и такие интересные для любой невесты темы, как свадебное платье и обручальные кольца, которые Алик непременно желал купить в Германии. Никто не гнал Злату замуж, сама захотела. То ли возраст – уже двадцать два, то ли близящееся окончание универститета, то ли усталость от предков, которых любила, конечно, но это не должно означать навечной жизни с ними. К деликатным мотивам в семье относились деликатно. Не то чтобы вообще не ссорились, но как минимум не выясняли отношения.
Коротко говоря, это не Алик.
Это не Алик, простучала пальцами по столу Маша.
Единственная из семьи, ранняя пташка, Маша уезжала на работу к восьми. Однако бывало, что она просыпалась ни свет ни заря, особенно, если предстояла сложная операция, и коленца, какие выкидывало подсознание, нарушали сон. Тогда вставала, пила теплое молоко, после чего удавалось покемарить еще пару часиков, а дальше уж следовал черед утреннего кофе, машины, больничного кабинета и операционной. Сегодня, ясно, еще поспать не удастся. Как ни странно, вернувшись в постель, она уснула мгновенно и чуть не проспала. Стоя, допивала кофе, когда в кухню вошла Злата, растрепанная, рассеянная, загадочная, запахиваясь в тот самый халат, который Маша видела полтора часа назад на другой фигуре.
– С ума сошла? – без обиняков взяла быка за рога Маша, ставя чашку на стол.
– Кажется, да, – прислушалась Злата к себе.
– И что сие означает?
– Не знаю.
– Если ты не знаешь, кто знает?
– Маша, не гони картину, – поморщилась Злата.
– Как не гнать,