на шапки.
Никто мне этого не говорил, читал он, я догадался сам и знал, что верно догадался. Чистая белая кудрявая собачка с ее умной мордочкой и хвостом пистолетиком, которую обдурил этот немытый темный мужик, не выходила у меня из головы. Он и его обдурил, того, кто я, светлого и чистого, и получалось так, что это я обрек на смерть собаку, предав ее. Опустится пистолетик, подернутся пленкой умные глазки на умной мордочке, отлетит в небо собачья душа, все будет кончено. Я бросился назад, я хотел настичь мужика, не зная, что сделаю с ним, и во мне зрела готовность избить и даже убить его, но мужик испарился. Я встал на шумном перекрестке таким образом, чтобы в поле зрения попали все стороны света, и вертел головой, чтобы сразу увидеть, если кто появится. Но никто не появлялся, читал Перепелов, и свет мерк. Мерк свет, взамен набегал сумеречный туман, и реальность расплывалась перед моим взором, и свет побеждала тьма.
Все расплывалось перед взором Златы, туман мешал ей четко видеть Перепелова, она затрясла головой, желая восстановить четкость зрения, и тогда Перепелов стал слизывать с ее век слезы, создававшие этот сумеречный туман, и поймал себя на мысли, что повторял собачье, то самое, что недавно проделывал с ним Ральф.
11. Любовь
Происходившее между ними в момент чтения рассказа происходило на таком градусе, что случившееся затем не могло не случиться. Оба были распахнуты до предела. Так на пике актерской игры в театре благодарный зритель проникается высоким чувством по отношению к актеру, и актер отвечает на это еще более высоким накалом игры. Незримый душевный пинг-понг, который и есть счастье.
Опомнившись первой, она выскользнула из его объятий. Он вскочил со скамейки и схватил ее за руку, боясь, что она уйдет. Она не уходила. То есть уходила, но тянула его за собой. Не разрывая рук, они побрели вслепую куда-то, по-прежнему связанные между собой той связью, которая дает подобная распахнутость – состояние благословенное и редкое.
Вопреки тому, что связь не ослабевала, а, наоборот, крепла, они сразу принялись ссориться. Какие-то вылезали пустяки. То ли перебежать дорогу перед быстро едущим автомобилем, то ли переждать, пока проедет. То ли поправить челку, то ли оставить распавшиеся посередине пряди, как он это сделал после того, что поцеловал ее в губы, настаивая:
– А так еще милее.
Он хотел по-своему. Она по-своему.
Он спросил:
– Ты эгоистка?
Она удивилась:
– Первый раз мне задают такой вопрос.
– На то и рассчитано.
– На что?
– Что буду первым.
– Звучит как-то двузначно. – Она засмеялась.
Он засмеялся тоже:
– А по-моему, наоборот, однозначно.
Она проскакала прямо и наискосок как школьница на расчерченных какими-нибудь маленькими девочками мелом квадратах