и крыша над головой защищали малышей от промозглого осеннего ветра и дождей. А ещё – здесь папа и мама. Они придут, они не могут не вернуться. Потому что если они не придут, не выживут, то не выжить и ей с братьями и грудной сестричкой, которая вот уже сутки была без молока.
Не спалось всю ночь. Только забылась под утро, и заскрежетал ключ в скважине, засвистели и застонали двери камеры.
– Мама, папа пришли! – закричал Женя и бросился навстречу. Но родители не пришли – вошли два полицая, втащили и бросили на пол тела, выплеснули ведро холодной воды. Ушли. Закрыли дверь.
В камере воняло кровью. Гнилью, непонятно чем. Это был новый запах, от которого Женю вырвало здесь же, прямо на пол. Ни тряпки, ни воды помыть или убрать…
Валя цепенела от догадок. Родители не могли ни подняться, ни встать. У женщины пропало молоко.
Уставшая, девочка уснула. А через несколько часов снова полицейские унесли родителей на допрос.
И снова крики, стоны. Женя затыкал уши, пытался спастись от этих криков. Но ещё больший страх на него находил, когда в камеру забрасывали окровавленных полуживых людей. Его снова тошнило от запаха крови и вида синяков, черных пятен и лохмотьев рваной кожи на ногах человека:
– Кто эти люди? Уберите их! Мне плохо! – кричал Женя и бил кулачками в стену.
– Потерпи, поспи, Женечка, успокойся, братик, – перебирала она губами. И понимала, что мальчик не узнает ни отца и ни маму. Их было не узнать. Настолько постарались палачи, окаянные ироды.
Боря и Зиночка были так малы, что не понимали, что происходит. Они тоже плакали, но плакали от голода и холода, а не от жалости к родителям.
Только бы он выжили мама и папа, только бы выжили малыши… в мыслях твердила девочка и не могла им помочь: ни воды, ни пищи, ни бинтов, ни лекарства в камере не было.
И снова открывалась дверь, и снова родителей уносили туда, откуда доносились крики:
Дней десять продержали в тюрьме, ничего не добились. Но прибыла новая партия арестованных, камеры срочно освобождались.
Ночью конвоиры вывели колонну вывели на улицу. Женя и Боря часто-часто, как собачки, дышали. Не успели отдышаться как их погрузили в душный товарный вагон, в котором приходилось ехать стоя, плотно, прижавшись друг к другу. На рассвете пересадили в машины и привезли в Белостокскую тюрьму, которую немцы превратили для ненадежных людей в семейный концлагерь строгого режима
Часть 3
Боженка
Повсюду ползали вши, им не была числа. Их ловили, давили, а они размножались и ползали, перенося заразу. По одежде, по нарам. Дети, не в силах терпеть, расчесывали вкровь ручки, ножки, головы…
Узников заражали брюшным, а после – и сыпным тифом, ставили уколы – испытывали новое лекарство. Болезни косили и косили день и ночь, день и ночь. Мучил голод.
И женщины, и дети день за днем привычно ожидали ночи, чтобы уснуть, забыться, ничего не чувствовать;