по мосту через реку, отделяющую их от города, как начался налёт. На середине моста разорвалась немецкая бомба. Мост взорван. И толпа замерла.
А затем… А затем послышался рев моторов. Мотоциклы лихо подрулили к мосту. И, локоть к локтю, прошли колонны немецких солдат в мышиной форме, оградили путь. Вскоре подъехал мотоцикл с коляской. И обрюзгший мужчина с отвисшим подбородком вылез из коляски, поправил свой мундир, провел рукой по погонам и, придерживаемый денщиком, поковылял к русским беженцам.
Противным тявкающим голосом через переводчика объявил:
– Победоносная немецкая армия освободила землю от коммунистов, и теперь здесь устраивается «орднунг» (что означало новый немецкий порядок).
Людей с детьми построили вдоль реки на фоне разрушенного моста, заставили взять в руки белый флаг и гусиной ковыляющей походкой противный фриц подоспел к людям. Встав впереди всех, он позировал фотографу перед штативом, самодовольно вытягивая руку вперед, кричал «Хайль», как будто на фотографии кто-то его услышит.
Закончив противную фотосессию, тяфкающий гусак поковылял в свою коляску, а переводчик прокричал, что мост разбомблен, пути на восток отрезаны и велел всем беженцам возвращаться домой.
– У нас же нет дома, папа! Куда мы пойдем? – застонал младший брат.
Мама прижала к груди малыша и повернулась к мужу. Он молчал. С надеждой на него смотрели глаза жены, глаза сыновей. Смотрели на него глаза колхозников-коммунистов, с которыми бок-о-бок в течение года трудились день за днем. Никому из уставших людей, утративших надежду убежать к своим, не хотелось возвращаться на захваченную врагом территорию.
Впервые в жизни Валя видела растерянность отца. Он не знал, что будет завтра, он не знал, что будет через полчаса. И никто не знал.
Не знали и фашисты, что через пять лет никого из тех, кто сейчас командовал колонной русских, кто погонял женщин и детей, – никого из них не останется в живых!
– Мы пойдем в «Путь Октября»? – с надеждой спросила Валя, снизу вверх смотря на отца, она верила, что отец обязательно что-нибудь придумает там, на месте. Там, где его давно знают, там, где ему доверяют.
Жизнь под запретом
Пришлось вернуться людям в свои села и жить на занятой врагом белорусской земле в Белостокской области, присоединенными к Восточной Пруссии, недалеко от города Гродно.
Сначала убежищем стала землянка на территории Беловежской пущи, где партизаны все годы войны уничтожали противника.
Но к зиме пришлось вернуться. И вот пешком добрались до Геранимово.
Лучшие дома поселка были заняты немцами. Немцы заняли добротный дом бухгалтера для канцелярии и кабинета какого-то офицера.
Семья коммуниста Клюкача с тремя детьми была выселена из их собственного дома в кочегарку крахмального завода, которая почти полностью находилась под землей. Под потолком маленькое окошечко почти не давало света.
Бургомистр устанавливал новые законы для жизни людей и отдавал