не ругнуться от разбереженной боли, поинтересовался я, по привычке заигрывая.
– Сто лет, – спокойно ответила сестра.
Она была очень близко от меня, почти касалась грудью. От неё пахло молоком и сеном, а ещё яблоком. Парфюм не присутствовал. На рукаве её платья у плеча пришит шеврон именного полка. Выцветший бледно-голубой щит, на котором – адамова голова с костями, скрещенные мечи, разрывающаяся бомба, а надо всем этим надпись дугой – «корниловцы».
– Через пару дней вернетесь в строй, господин штабс-капитан, – обрадовала сестра под уход.
Её оптимизма я не разделял. Не в связи с какими-то идейными соображениями, а в силу неподготовленности. Это всё равно как пятиклассника огорошить: «Завтра идешь гос по высшей математике сдавать». Мало того что он в предмете – ни ухом ни рылом, ему даже времени на написание шпаргалок не дали.
Итак, я – в прошлом. Как и почему я здесь очутился, тема для отдельного научного исследования. Или у меня – затянувшаяся трёхмерная визуально-слуховая галлюцинация? Ещё возможно, что я угодил в компьютерную игру. Волшебники меня перенесли в монитор, ага.
В фильмах так показывают: сидит мужик у телевизора, газету читает, в носу ковыряет, а из экрана на него – крутящаяся световая воронка – фигак. Засосала, и вот уже мужик в корейском своём телевизоре в шлепанцах убегает от диплодока в мезозойской эре.
Сюжет в общем избитый. Сотни фильмов про это, книг. Сам я в детстве, обладая неуемной фантазией, целые эпопеи историко-фантастические сочинял про путешествия во времени и пространстве.
Но фантазию в любом месте можно прервать, телик выключить, книжку захлопнуть, а тут.
Как прекратить эту чертовщину? А если её невозможно остановить, и придется в ней существовать – как адаптироваться в чужом, прошедшем, военном времени?
Свои координаты по обеим осям координат я пробил довольно легко. Продрыхнув, судя по затекшим конечностям, не менее десяти часов, я поковылял на улицу размяться. Столкнулся с солдатом, который выносил бадью с помоями.
Он перехватил бадью в левую руку и козырнул мне.
– Скажи-ка, братец, какое нынче число? – обнадежённый его почтительным поведением, поинтересовался я.
– Так что, тридцать первое июля, вашбродь! – браво гаркнул солдат.
Я поморщился и кончиками пальцев коснулся забинтованной головы. Спросил преувеличенно тихо, как бы через острую боль:
– А село как называется?
– Воскресенское, вашбродь!
– Спасибо, братец, – кивнул я и посетовал: – Всё на свете у меня перемешалось.
Я мог бы и не говорить этого, заданные вопросы вполне укладывались в схему поведения человека, получившего ранение головы.
Добравшись до своего лежбища, залез под ветхое одеяло и стал загибать пальцы. В буквальном смысле.
«Прописывался» я в пятницу непосредственно после строевого смотра. На календаре было десятое августа, верняк. С того дня прошло трое суток. Получается, сегодня должно быть 13.08. Но солдат сказал, будто сегодня