чувствовал себя полным Сизифом, однако продолжал колупаться. Пока я был в отключке, мои корешки кабурили[21]. Мне надо показать себя. Я вынослив, как японец. Не зря, когда стригусь наголо, меня принимают за азиата.
Кроме того я владею методикой подобных работ. Я действовал осмысленно и хвалил себя за это. Наковыряв достаточно земли, я выползал из тесного штрека, руками выгребал грунт и отбрасывал его в сторону. Ужасался, что его всего пригоршня оказалась.
Время замерло, последовательность моих действий та же, я не останавливался ни на секунду, но мой коэффициент полезного действия стремился к нулю.
Когда в очередной раз, обессиленный, я вылез на волю, услышал пришедший сверху сдавленный сиплый шепот.
– Эй! Ваш бродья! Не копайте, бо дюже громко слышно!
Капитан Сергей Васильевич, плеча которого я касался, окаменел. Упруго приподнявшись, он прокрался к воротам, откуда донёсся шепот.
Сквозь щели в кромешную темень застенка просачивалась рябая муть ночных светил – молодая луна, звезды.
– Ваш бродь. Зараз оне уси улягутся, и я вас выпущу! – это, наверное, добрый волшебник прилетел, уселся под дверью и нашептывал.
Или провокатор?
– Господи милостивый! – мокро всхлипнул Бобров.
Капитан, приникший к воротам, спросил на одном глубоком выдохе:
– Ты кто?
Как будто это обстоятельство принципиально важно. Я пытался сглотнуть, пробить застрявший в горле комок и не мог. Глотка обернулась тёркой для овощей, горячей к тому же.
Сергей Васильевич какое-то время пошептался с волшебником, потом вернулся к нам, азартно потирая руки. От него расходились мощные положительно заряженные биоволны.
– Господа, кто-то крепко за нас молится! Мы спасены! Представляете, обявился ефрейтор тьмутараканского какого-то полка. От красных дезертировал. В бандитах вторую неделю. Совесть ему не позволила смотреть, как нас кончат. Господин Бобров, вот тот самый презираемый вами русский мужичок-с!
Мы замерли в бесконечном, густом ожидании. Я лежал на спине. Страх сосал моё сердце, чавкал им. Я боялся, что не смогу подняться, а если и встану, то не сумею идти.
Сколько длилась пауза? Полный час? Считанные минуты?
Потом на улице громыхнуло, стукнуло, упало. Я понял, что сейчас на этот ужасный шум сбежится весь бандитский населенный пункт.
Несмазанными петлями завизжала воротина, распахнулась наружу двумя равными половинами. Лунная подсветка вошла в нашу камеру. Зыбкие полутени приобрели конкретику и объем.
– Ну же, штабс-капитан!
Я не привык ещё к новому обращению, поэтому на окрик среагировал не сразу. Вскочил и побежал в проем, в пьянящий свежестью воздух.
И уже перелезая через плетень (перемахивать его «ножницами», как Сергей Васильевич, не рискнул), до меня дошло, что я вполне ходячий. Не обезножел!
В темноте я ориентировался на прыгающее впереди светло-мутное пятно – на спину молодого поручика. А в затылок мне тяжело дышал, наступал на пятки обыватель Бобров.
Я