ты здесь, черт возьми? Скажи, что из-за Джейн.
– А раньше ты не подсказывал ответы, – грустно усмехаюсь я. – Я здесь из-за сестры.
– Когда уедешь?
– А ты?
Он смотрит исподлобья. Мне не победить в этой схватке. Я виновата. Виновата в том, что не оправдала его ожиданий. И ожиданий Патрика.
– Я вернулась за Молли. Ты знал, что это неизбежно.
– Почему вы не уезжаете, Флоренс?
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки.
– Когда вы уедете?
– Не знаю, Нил.
– Я серьезно. Ты приехала на машине?
– Да.
– Тогда садитесь в нее – и по газам. Пока не поздно.
– Молли не хочет уезжать.
– Не хочет уезжать, – копирует он мой тон.
– Как прикажешь это сделать, если она не смотрит на меня, не говорит, не замечает, будто меня не существует? Она любит это место так, как никогда не любила меня. Молится на распятие и святость Доктора, которого только и слушает. Он приказывает ей целовать руку, и она целует. Молиться – и она молится. Не плакать по матери – и она не плачет…
– И что, будешь потакать подростку, ничего не знающему о жизни?
– Здесь я чувствую себя так же – словно ничего не знаю о жизни.
– А я тебе расскажу! Мужчины работают в поле и на ферме, а женщины обслуживают тех, кто работает в поле и на ферме. По вторникам мы собираемся в пристройке за церковью, где наказываем неугодных и молимся за общину, а по воскресеньям – в церкви. Я учу детей. С первого класса по восьмой… – Он замолкает, позволяя осознать сказанное. – С первого по восьмой, Флоренс. Учу счету, чтению, письму и основам геометрии.
– Не понимаю…
– Знаешь, что такое однокомнатная школа? Все девочки с шести до четырнадцати сидят в классе Тэрн, мальчики – у меня. Чтобы не дай бог между ними вдруг не осталось столько места, чтобы не поместился и Святой Дух. Я пытаюсь научить детей тому, что пригодится в жизни фермера, тому, о чем я ни черта не знаю. История, литература и физика теперь лишь слова, и другие учителя сбежали, поняв это. – Он выдыхается и на миг замолкает. – После восьмого класса обучение заканчивается. Мальчики идут с отцами работать в поле, а девочки остаются с матерями дома. В Молли есть потенциал – такой же, как был в тебе, но здесь это не имеет значения. Полки в школьной библиотеке пустуют – художественная литература и невыгодные учебники под запретом, – а те, что заняты, переполнены религиозным бредом, который не расскажет подросткам о жизни вне общины. Голова Молли забита церковью, пением в хоре, работой в женском доме и будущим замужеством – тем, чтобы стать хорошей женой человеку, которого выберет ее отец. Этого ты для нее хочешь?
– Не хочу.
– Этого ты хочешь? – уже настойчивее спрашивает он.
– Нет.
– Тогда ты знаешь, что делать.
– Если увезу ее насильно, то потеряю.
– Если не увезешь, тоже потеряешь.
– Я не знаю, что делать, Нил.
– Черт возьми, Вёрстайл,