сестры я не уеду, но и увезти ее не могу. Какое вам до этого дело?
– Хочу поступить правильно.
– А кто поступит правильно с теми девочками, которые поют в вашем хоре? Кто защитит их?
– Я защищаю их.
– Неправда.
– Вы ничего не знаете обо мне, мисс Вёрстайл.
– О вас, отец Кеннел? О человеке, который продал душу за черное одеяние, крышу над головой и кусок хлеба?
– Разве преподобный Патрик поступал не так же?
Упоминание Патрика заставляет уязвленно умолкнуть – он попал в яблочко. Минуту я не могу проронить ни слова, теряюсь в небытии, пока стальные глаза преподобного наблюдают за моим падением, безмолвным, но неотвратимым.
Взяв себя в руки, вернув трезвость мысли, я устремляю взгляд на священника.
– Вы ничего не знаете о Патрике.
– Мы начинаем ходить по кругу.
– Когда моя жизнь рассыпалась на части, когда я рассыпалась на части, ваш Бог палец о палец не ударил, чтобы помочь мне. И вы следуете его примеру, поощряя все, что здесь творится.
– Бог никогда не посылает больше испытаний, чем человек может вынести.
– Должно быть, он считает меня очень сильной… Чем вы провинились?
По льду пошли трещины. Что-то в его лице изменилось – совсем чуть-чуть, но этого достаточно, чтобы понять: я попала в яблочко. Несколько секунд он сверлит меня взглядом. Один – один, преподобный.
– Бог, в которого вы верите, привел вас сюда. Чем вы перед ним провинились?
– Я провинился перед собой. Но не переживайте, мисс Вёрстайл. Свой крест я давно несу.
9
Как и все мужчины в общине, Питер Арго и его отец днем работают в поле. Также семья Арго занимается столярным делом – маленький островок того, что осталось после закрытия фабрики. Роберт говорит, они делают мебель для всей общины: столы, стулья, шкафы, кровати. Чинят все, что скрипит и плохо прикручено. Интересно, смог бы этим заниматься Сид? Нравится ли это Питу? В последние годы я потеряла связь с ними обоими.
Опилки шуршат под ногами. В конюшне пахнет сеном, деревом и лошадьми, которые так устают после тяжелого дня, что даже не обращают внимания на чужака. Одни лениво жуют сено, те, что поменьше и послабее, дремлют. Я подхожу к самой, как мне кажется, спокойной лошадке темно-карамельного цвета, но она занята ужином, поэтому недовольно ржет. Точно так же она отзывается на посягательство на ее седло, по поверхности которого я едва успеваю провести. Ладно, я поняла: мне здесь не рады.
Прежде чем подняться на второй этаж, откуда слышится звук ручной пилы, я изучаю стену, увешанную инструментами для конского снаряжения: удила, оголовья, уздечки, хлысты и сельскохозяйственная упряжь. Удивительно, что я помню названия, ведь была на конюшне всего раз с Филлом и представителями адвокатской элиты – порой их тянет на природу, но ненадолго. Также здесь хранится уходовый инвентарь, включая щетки и гребни. Помимо сундука, стоящего у стены и запертого на замок, все на виду. Одна из прелестей Корка – отсутствие воров.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, я щурюсь – в глаза ударяют лучи закатного солнца. Причудливые тени маячат по стенам. Пила продолжает