у меня есть, – я не рассчитывала провести здесь столько дней. Оглядываю себя в зеркале, которое прикреплено к внутренней стороне дверцы шкафа. Будь моя воля, я бы не оставила и его.
– Так нельзя идти в церковь. – Молли появляется за моим правым плечом, наши взгляды встречаются в отражении.
Я рассматриваю себя снова, на этот раз намного придирчивее: никакой укладки, никакого макияжа, раньше я тратила сотни долларов, чтобы поддерживать образ успешного адвоката. Впервые за несколько лет я надела свободные темные джинсы, скромные туфли с незаметным квадратным каблуком и кремовую блузку – оставила незастегнутой лишь верхнюю пуговицу. В последний раз я выглядела так… да никогда. Даже самые серьезные судебные процессы и строгие судьи не вынуждали так скрывать тело.
– Думаешь, преподобный не в курсе, что я женщина?
Шутка остается без внимания.
– Сними это, – она устремляет взгляд на нить жемчуга, которая едва видна в разрезе блузки.
Я делаю так, как она велит.
– Застегни пуговицу и собери волосы.
Я беспрекословно выполняю приказы, стирая последние штрихи внешнего мира.
– У тебя нет юбки?
Я качаю головой. Она еще раз обводит взглядом отражение и в итоге кивает.
– Ладно, так лучше, – говорит она в непривычно высокомерном тоне.
Я – гадкий утенок, она – девственная лесная нимфа с золотой косой, переброшенной через плечо. Тонкая, изящная, трогательная, точно цветок в росе. Но одинокая. На ней аккуратное льняное платье длиной по щиколотки, перетянутое поясом. Скромная вышивка украшает горловину.
– Ты сама ее сделала?
Она теряется и на секунду ослабляет оборону.
– Да, мне нравится вышивать.
– Тебе очень идет.
– Нет времени на пустую болтовню, – отрезает она, покидая комнату.
Несмотря на жару, дом снова покрывается коркой льда.
8
В церкви нас встречают голоса девочек из хора. Те, что помладше, порой забываются и переходят на крик, но старшие осаживают их, дергая за рукава и косы. Заметив меня, они затихают, но, не признав авторитета, продолжают перешептываться.
Я устраиваюсь в первом ряду, Молли – в центре хора. Все девочки облачены в простые платья, на лицах безусловное принятие и предвкушение, которое делает их более прекрасными и в то же время уязвимыми. Агнцы на заклание.
Появление отца Кеннела, кажущегося еще выше в сравнении с детьми, приводит к установлению полнейшего порядка. Девочки тут же подскакивают и выпрямляются, как клавиши пианино, с которых резко убирают пальцы. Он занимает место перед хором и, очевидно, обращает вопросительный взгляд на Молли.
– Мэри, не ожидал тебя сегодня увидеть. Не представишь нас? – он мягко указывает в мою сторону. – Было бы крайне невежливо оставить меня в неведении.
– Простите, преподобный. Это моя сестра.
Он оборачивается и устремляет на меня ничего не говорящий взгляд. Тишина затягивается, желудок сжимается.
– Флоренс Вёрстайл, – отзываюсь я, не в силах терпеть заминку. – Хотела