или навсегда, пока не знал.
4
Баржа отплывала в ночь. Нагруженная, как вьючное животное, усыпанная людьми, точно бродячая собака блохами, она висела над черной поверхностью Ладоги. На палубе громоздились мешки, узлы и чемоданы. Кругом у причала толпились люди. Холодное дуновение осени ощущалось в напряженном воздухе. Пассажиры, тревожно передвигаясь с места на место, ожидали распоряжений матросов. Их было двое – оба мелкие, пронырливые корабельные слуги, без жалости и церемоний. Они помогали грузить багаж, прикрикивали, когда кто-то загораживал проход, и яростно размахивали руками, чтобы народ не толпился на одном пятаке.
Как много людей! И все – хмурые, с серыми лицами, с убогой поклажей, полной тряпья, уже измученные долгой дорогой. Большинство из них приехали из Ленинградской области и до Ладоги добирались несколько часов, многие – в объезд, чтобы не напороться на фашистов. Враг, по слухам, стоял теперь повсюду, с каждым часом смыкая кольцо вокруг Ленинграда.
Коля, в отличие от будущих попутчиков, пока не успел устать: Метелин, сослуживец отца, быстро домчал до причала на своем автомобиле. Больше прочего Коля волновался, что возникнет путаница при посадке: вдруг его примут за ребенка и не получится доказать обратное? Бумага, выписанная Метелиным и лежащая теперь в кармане куртки, казалась филькиной грамотой. В паспорте указана дата рождения: 1 апреля 1924 года, из чего следует, что его обладателю полных семнадцать лет. Но если усомнятся и выгонят? Ведь назад ему не вернуться.
Коля дождался своей очереди и вместе с группой других пассажиров направился к барже на посадку.
– Багаж! Багаж! – кричали матросы, готовые подхватить поклажу и унести на заднюю палубу, где громоздилась беспорядочная куча тюков.
Одежда, собранная в узел, и скрипка сейчас казались Коле непомерно тяжелыми. Хотелось хотя бы на время избавиться от них и плыть налегке. Он потянулся к матросу, чтобы сдать поклажу, но рядом стоящий пожилой мужчина предупредил его:
– Не стоит, молодой человек. Поберегите инструмент. Там его всмятку раздавят, не посмотрят.
У мужчины был не такой болезненный вид, как у других, словно он единственный на причале сохранил надежду на лучшее. Коля решил довериться его возрасту и опыту. Он отдал матросу узел, а скрипку оставил при себе.
– Что у вас в чехле? – строго спросил матрос, кивнув на его инструмент.
– Скрипка. Я артист! Музыкант.
– Вот из-за таких интеллигентов баржи и тонут. Оставьте на берегу!
– Никак нельзя, – вцепился Коля руками в свою давнюю подругу.
– Тебе лет сколько? Где родители? – почти кричал на него матрос, пытаясь перебить гул человеческой речи.
– Мне много. Паспорт есть! – как можно увереннее крикнул Коля.
– Вы что, не видите: он карлик. Начинайте посадку. Невозможно стоять на ветру, – вклинился тот самый пожилой мужчина, который советовал оставить при себе скрипку.
Его резкий, почти командный тон достиг результата.