отправляется в сверкающую мглу Ладоги.
На Колю навалилась тоска. Сначала он вспоминал мамашу, ее сытные обеды, разливающиеся в животе теплом. И безропотную покорность крутому нраву отца. Что будет с ней без семьи? Ведь она жила только для них, не имея собственной опоры и личных интересов. До рождения Коли, как ему рассказывал Петя, мама была активной коммунисткой и участвовала в агитбригадах. Когда в семье появился необычный маленький мальчик, ей пришлось навсегда бросить просветительскую деятельность. Много времени и сил отнимали походы по врачам. Никто, как бы она ни плакала под дверями, не мог ей объяснить, что с сыном. Когда разумные попытки кончились, она словно шагнула на двадцать лет назад и вновь обратилась в христианство, в котором ее воспитали родители. Мама стала молиться. Отец ругался, даже мог надавать ей сгоряча пощечин. Но из нее уже не получилось ярой коммунистки. Словно в ней порвалась струна, отвечающая за твердость и самообладание.
Старик на барже всколыхнул в Коле прежнюю досаду. «Только забудешь, что маленький – обязательно кто-нибудь напомнит», – уныло подумал он. Коля тут же вспомнил цепкие руки докторов, осматривающих его позвоночник, их бесстыдные, слишком интимные прикосновения. Постукивающие движения их пальцев причиняли боль. Но после визитов к ним он чувствовал себя инвалидом вовсе не поэтому. А из-за того, что они говорили. И как смотрели на него: сочувственно, снисходительно, иногда – с ученым интересом, как на диковинного создание, не относимое к человеческому роду. Большинство из них, особенно молодые врачи, никогда не видели лилипутов. Коля и сам ни разу не видел подобных себе маленьких людей. Только читал книгу Джонатана Свифта «Путешествия Гулливера», подаренную братом Петей, где существовала целая страна Лилипутия. В ней Коля мечтал побывать, и встретиться с похожими на себя людьми, и завести друзей своего роста. А больше всего ему хотелось хотя бы раз увидеть маленькую девушку, которой можно посмотреть в глаза, не вставая для этой цели на табуретку.
Но, увы, сказочная страна жила лишь в воображении писателя. А в реальности приходилось смириться с тем, что он, Коля – маленький, а другие – большие. И все вокруг такое же большое: высокие столы и стулья, огромные тяжелые двери, громоздкая посуда, из которой неудобно есть и пить. Не говоря про одежду: приличного костюма и рубашки на Колю в целом огромном Ленинграде было не отыскать. Приходилось отчасти покупать одежду и обувь для детей, а отчасти заказывать костюмы портному. Сейчас Коля перевозил в узле потрепанное, давно не новое одеяние: две рубашки и комплект, ношенный на свадьбе и концертах – синий пиджак и брюки. Остальное же находилось на нем. С обувью дела обстояли того хуже: единственные ботинки, не просившие каши, он и надел в дорогу.
Подул ледяной ветер. Коля обнаружил, что баржа давно плывет по ночной Ладоге. Медленно, неуклюже, как здоровенная рыбина, она бултыхалась в воде, увлекаемая теплоходом. Пассажиры, рассевшись на тюках, а кто и прямо на палубе,