подплывал к Самаре. Город раскинулся по левый борт корабля и почти всей массой деревянных и двухэтажных полукаменных домиков лёг до впадающей в Волгу реку Самару, выставив на показ длинный песчаный пляж, купальни, пассажирскую пристань и рыбные садки. Глеб Васильевич, не задерживаясь, разгрузился на стрелке и с готовым плыть караваном отправился домой. Он помогал отцу в прошлом круизе, так что знал порядки, и его тоже помнили. Прошли давно времена разбойничьих нападений на суда, которые стали быстроходными и независимыми от ветра и тягловой живой силы в виде лошадей и бурлаков. Через десять дней Глеб забрал загулявшего братана, подцепил его баржи, и они отчалили к родному дому…
Серафим не находил себе места: он мысленно смирился с выкрутасами судьбы, но был выбит из привычной колеи. Взросление так и приходит, тяжко, порой больно, через испытания и невзгоды.
Выбор
Неверный выбор – сложный ход,
Кривые страшны переулки,
Вслепую ты идёшь вперёд,
Шаги по коридору гулко,
И попадаешь в нужный пункт,
В положенное свыше место,
И что ты произносишь вдруг,
Счастливые вручая вести?
Смола со стороны, как мёд,
И на витрине мёртвы булки,
Неверный выбор – хитрый ход,
И вся надежда в переулке.
Бор завис где-то на средней Волге, и Серый погрузился в мир книг библиотеки Щаплеевских. Демократичность отношений между семьями возникла не на пустом месте. Василий Степанович и отец Серафима Василий Петрович вместе участвовали в войне на Балканах, прошли плечо к плечу бои и походы, а в конце кампании Петрович спас Степановича, прикрывая его отход. Он получил ранение в грудь, от которого умер в 1895 году. Домой земляки вернулись вместе, но Василий Щаплеевский был живым и здоровым. Он считал своим долгом помогать семье Ершовых, хотя они ничего не просили. Кончина друга не изменила близкого участия Щаплеевского в судьбе Ершовых. К Серафиму он относился, как к родному сыну, поэтому мальчики вместе учились и дружили с малолетства. Серый уважал Василия Степановича за ум, такт и соучастие в его жизни. С разрешения богатого соседа юноша пользовался его обширной библиотекой, на которую тот не жалел средств, выписывая лучшие издания, в том числе, заграничные на французском, немецком и английском языках. При случае старший Щаплеевский сам устраивался в кресле и часами что-нибудь читал или изучал, довольно мурлыча под нос какую-нибудь мелодию. Музыку он тоже обожал.
Серафим взялся читать «Войну и мир» Толстого Л. Н. в надежде оторваться от действительности, потом увлёкся не на шутку, найдя литературу о Наполеоне Бонапарте, о Кутузове М. И., об эпохе Великих потрясений в Европе конца восемнадцатого, начала девятнадцатого веков. Книги увлекли его. Он понимал, что столкнулись гениальные