Как и тебя? Но ты же воскрес – воскреси его! – он повернулся ко мне. Его слова не нуждались в каком-либо ответе.
– Воскреси его, ты же знаешь, как это сделать, – безумная просьба от человека, прямо передо мной сходящего с ума . Его глаза расширились, а суженных зрачков почти не было видно, продолжая что-то лепетать, то тише, то громче, он схватил меня за ворот, отбросив перед этим ружье на землю, – спаси его! Спаси! Спаси меня! Прости,… простите!
Он уже совсем скоро забудет это происшествие, даже если окончательно не свихнётся. Он трясет меня, надеясь на то, что из меня выпадет очередной шанс на его прощение. Это становится слишком жалким. Одним движением моей руки старик падает на землю, сбитый с толку, униженный и оскорбленный жестокой и несправедливой случайностью, начинает плакать, но никому не нужны сейчас его слезы.
Подбираю валяющееся ружье, в нем осталась ещё пара не запятнанных кровью патронов.
– Я всего лишь хотел узнать, в какой стороне Юг, и какой сейчас год. Ответ получил более, чем содержательный. Не надеюсь, что тебя не возненавидят твои внуки.
Позади меня – цельная, но не целостная история, многогранник с одной гранью под названием «существование».
– Скажи, тебе было хоть немного интересно?
– Ага.
– Это всё, на что тебя всегда хватает?
Тропинка, по которой мы теперь идём, не выглядит заброшенной, возможно, и она тоже не отделена ещё от остального мира. Мне не понадобится ружье, которое я забрал, поэтому оно было выброшено в ту же реку, которая и привела меня в это место.
– Зачем ты постоянно пытаешься что-то сказать?
Она посмотрела на меня с тем удивлением, которое обычно считается напускным в скучном диалоге между двумя людьми, один из которых непрерывно рассказывает свои очень интересные жизненные истории, а второй слушает, не забывая при этом отыгрывать роль хоть сколько-нибудь вовлеченного в разговор человека:
– Неужели я настолько неинтересный собеседник для тебя? – девочка поднесла руку к своим черным волосам и слегка покопошилась в них, отчего они потеряли прежний уложенный вид.
– Иногда важнее просто помолчать.
– Намекаешь на то, что, находясь рядом с тобой, я всегда должна молчать?
– Нет, не намекаю.
– Кажется, тот старик был искренен в своих действиях.
– Не знаю, мне так не показалось.
– Зачем ты сменил направление выстрела? Разве жизнь, которая дана лишь единожды, не заслуживает права на избежание смерти, если это возможно?
– А как бы поступил любой другой человек на моем месте?
Она задумалась. Идет, смотрит себе под ноги, на изредка встречающиеся камушки, иногда пинает их хрупкой ножкой и потом с интересом наблюдает за тем, куда покатится очередной, попавшийся под ногу, и провожает его скучнеющим взглядом.
– Я бы вот точно попыталась бы с ними поладить. С детьми, имею ввиду.
– У меня вот не получилось,