же, в наступающих с океана льдах, в холодных камнях и заливах, которые годятся только для моржей и линяющих от радиации полярных медведей.
Виноват ли Рекс в том, что поддался пропаганде? Виноват ли в том, что по собственной дурости записался добровольцем во Вьетнам, и что остался после тех ужасов в строю, не покинул стезю… А куда было ему идти? Народ не встречал его с цветами тогда, как победителя. В нем не видели солдата, в нем видели бездушную машину для убийства, оставшуюся без цели существования после побега из Сайгона. И Рекс жил с этой мыслью, пока не нашел новую цель. Но народ не встретит его и теперь, даже если ему удастся выбраться из этого северного советского ада. Потому что не осталось народа. И наверняка не осталось тех, кто считает все это успехом…
Покрепче вцепившись в поручни белого железного борта, Монро подтянулся и перепрыгнул через них, с гулким ударом ног в просвинцованых ботинках оказавшись на железной промерзшей палубе. Туполев, как только американец оказался среди его надстройки, перестал казаться огромным, стал просто бесконечным. Куда ни глянь – вокруг сложные формы, кубические и сферические объекты и аппаратура, целая уйма дверей и окошек, за которыми кто-то когда-то что-то делал для советской науки. Точно для науки! Иначе зачем же на белом жилом корпусе, что располагался в передней части корабля были такие большие антенны? Наверняка этот корабль следил за спутниками, искал ответы на земные вопросы на ткани космоса. Но находил ли он их?! И почему же тогда космос, бескрайнее открытое пространство, где кажется самое время изменяет свою сущность, не подсказал этому кораблю, что теперь он будет лежать на покатых северных камнях и слушать плеск недостающей до его днища волны.
– Это, должно быть что-то вроде рубки управления… – в слух рассудил Монро, глазами вцепившись в верхний ряд окошек большого белого домика, поставленного почти на самом носу корабля. – По средине скорее всего какой-то аппаратный модуль… А сзади…А что у него сзади? Длинный… – донельзя задрав лицо в противогазе вверх, Рекс дыхнул паром из клапана противогаза. – Длинный вы, мистер Туполев… Где у вас столовая?
Внезапно раздался гулкий удар, и весь корпус изошел дрожью. Монро схватился на перила, что отделяли его тело от пропасти, которая вела точно на камни, и судорожно выдохнул, пытаясь понять, что это было. Но мозг застилала пелена непредвиденного страха. Он был не в силах расцепить пальцы, и не понимал, что с ним происходит. Тело буквально примерзло к толстому и на два слоя покрашенному советскому поручню, хотя сердце разгоняло горячущую кровь с такой скоростью, что и не вообразить. В груди заледенело, а язык занемел от страха.
– Мистер Туполев, я…
Корабль не дал ему договорить. Снова гул, но на этот раз с диким, пронизывающим уши скрежетом, из-за которого Монро прижал одно из ушей к плечу. Не в силах слушать это, он попытался перегнуться через борт, чтобы спрыгнуть с этого дьявольского советского корабля, но не смог.