меня хотя бы куски, что можно спрессовать в формочку для котлеток и положить в гробик. А эти ракеты не оставили бы от меня даже воспоминаний. Некому теперь меня, вероятно, вспоминать. А если и есть кому – будут ли они вспоминать именно меня во всей этой чертовщине? Им, если они есть, не до меня. Никому теперь нет до меня дела. Я свихнулся. Да! Я свихнулся! Свихнулся точно так же, как Битти, и точно так же, как и он, все время теперь говорю себе, что я нормальный и адекватный, что я сохранил в себе рассудок. Ракеты… Все испоганили те ракеты. Может, все-таки нужно было подойти к ним, и пнуть одну из них? Со всей силы, чтобы нога захрустела уже. Хотя, если бы моя задумка вышла, думаю, я хруста я бы уже не услышал.
Я где-то читал, что, находясь в эпицентре ядерного взрыва, человек не сможет ощутить боли. Мол, импульсы, переносящие информацию о боли, просто не успеют донести ее до мозга, ведь он превратится в пар намного раньше. Может, это было лучшим решением для меня тогда? Может, зря я оставил позади свой шанс закончить все безболезненно? Не знаю, мама, я не знаю.
Роджер не спал. Тогда я еще не знал, почему конкретно он не спал, кроме своих странных шаманских маятниковых движений около костра. А теперь я считаю себя идиотом, что не догадался. Этот гад, оказывается, готовил на меня зуб. Он запоминал все те разы, когда я не соглашался с тем, что его меркантильное желание, которое он мне постоянно озвучивает, не есть сокровенное, что это простая жажда наживы, и не стоит использовать свой шанс ради таких низменных и животных позывов. Я пытался ему внушить, что нужно хотя бы в такой ситуации подумать не о себе, подумать о том, что может пригодиться чему-то вокруг. Пытался доказать, что если действительно есть то, что исполняет желание, нужно попросить его все исправить. И иногда Роджер даже соглашался с моей позицией, иногда переводил тему, но как оказалось, это стало ключевой точкой в нашем разладе. Он посчитал, что я могу украсть у него его желание. Он совсем сошел с ума. Хотя я даже и не думал о том, что загадал бы я.
С той ночи я помню только то, как сознание уже повело. А затем он оглушил меня большущим булыжником по голове. Хотелось проблеваться, но в тот момент я уже потерял сознание.
Очнулся, когда он практически собрался идти. Глаза вращались в орбитах, я не мог собрать картинку в собственных глазах, и мне снова чудились те ракеты. И от этого я будто бы подпрыгнул. Но вышло как у морского льва на льдине. Руки и ноги мои были связаны, я лежал на боку и просто смотрел, как Битти шарится в моем рюкзаке. Он вынул оттуда всю еду, какую нашел, раскидал мои боеприпасы. Взял мою флагу с водой и демонстративно прострелил ее. Хотел поиздеваться. Оставил мне лишь дырявый сосуд. А дырка в моей голове, кстати, все еще иногда кровоточит. Роджер увидел меня. Его лицо было перекошено от бешенства и какой-то злобы, радости и черт еще пойми чего. Он сразу будто бы помолодел лет на двадцать. Обычно каменное и не слишком эмоциональное лицо распирало от впечатлений. Эта тварь чуть ли не скакала около меня, приговаривая какие-нибудь