заполучивший вражеский стяг. Закончив, он с легкой дрожью протянул девушке свою ладонь, приглашающим жестом.
– Я смогу показать тебе другую жизнь, отличную от этой дикости. Разве может столь прекрасная дева жить отшельницей? Просто доверься мне, красавица. Дай попытаться показать тебе, как чудно живется человеку на моей родине. Что-то в тебе глубоко трогает мое сердце, словно зовет и манит, я хотел бы понять, почему? Впервые такое расцветает внутри. Ужель то любовь? Не спорь, молю, – торопливо проговорил он. – Пред богами могу поклясться, что не желаю причинить тебе зла. Пойдем со мной.
Открывшая было рот для ответа Невена с ужасом поняла, что губы не подчиняются. Сомкнувшись, стоило прозвучать просьбе юноши, они отказывались двигаться, словно больше не принадлежали ей. Дрогнувшими пальцами она прикоснулась к мягкой коже, вдруг ставшей ледяной.
Велимир сомкнул пальцы на её ладони, сжимая их в пыщущем жаром касании. Аккуратно, словно опасаясь отказа или удара, он притянул девушку поближе к себе, заставив покинуть воду.
Трава прогнулась под её ступнями, покрываясь каплями воды. По коже пробежали противные мурашки. От княжича исходил жар, точно от натопленной печи, проникая сквозь одежду и овевая девицу с ног до головы.
Тяжелый плащ опустился на плечи Невены, окутывая её небывалой тяжестью.
Глава 5
К северу от Любграда, в огромном смешанном лесу, богатом на берёзы и дубы, разливает свои воды древнее озеро. Как громадное око распахнулось оно навстречу небесам, внимая каждой облачной весточке. В самом глубоком его месте любопытный гость с удивлением обнаружил бы мерцающий полупрозрачный пузырь. Внутри, словно заключенная в центре жемчужины, виднелась женская фигура.
Тёмные волосы развевались вокруг чуть склоненной головы, живя собственной жизнью. Прикрытые глаза и почти недвижимый стан создавали впечатление, что женщина спит. Лишь крылья изредка подрагивали, да пробегала легкая тень по чертам лица. Погруженная в свой мир, вила со вниманием прислушивалась к звучанию нитей каждой из своих сестер. Их радости и горечи отражались то ярче, то слабее. Жизнь приносила им разное. Лишь один момент непрерывно пугал вилу: когда туман закрывал узы. В миг, когда волшебное платье переставало защищать свою хозяйку, и та становилась не-духом.
Каждое такое событие смещало прочие ощущения, затмевало их. Сосредоточенная женщина приникала к туману. И каждый раз, когда нить вновь появлялась на привычном месте, обволакивал сердце теплом. Облегчение смягчало яркие контуры лица, заставляя её выглядеть более юной.
Но сейчас было иначе: уже солнце успело смениться луной, а узы никак не хотели вновь проявится. Нить ученицы, которая ранее никогда не сбрасывала свой облик на такой срок, скрылась от глаз Милицы. Обеспокоенная вила чутко следила, не дрогнет ли туман, но тот продолжал мягко клубиться, густой и ленивый, словно медведь, готовящийся к спячке.
Милица хмурилась всё сильнее. Наконец, не выдержав, она распахнула глаза и взмахнула ладонью. Послушный её воле тонкостенный