автором. Она ничто и она все. Из тишины рождаются все богатство звуков, известное человеку: пение птиц на заре и журчание талых вод весной, крик проснувшегося ребенка и счастливый смех матери, грохот грома в знойный летний полдень и печальная песня ветра в осеннем саду.
И кто придумал рисовать ее черной краской, сравнивать с темнотой?! Тишина – это свет, приходящий в мир неслышно и соприкасающийся со всеми существами беззвучно. Словно по мановению дирижерской палочки, они начинают издавать звуки, из которых складывается неповторимая симфония жизни.
“Если бы я был художником, – думал Антон, глядя в больничное окно, – то нарисовал бы тишину в виде этого снега”.
Крупные белые хлопья лениво падали вниз ровными рядами, чем дальше от окна, тем больше напоминая белое полотно млечного пути. “Это мы движемся, а они стоят”, – приказал Антон чувствам и больница превратилась в звездолет, пересекающий галактику на субсветовой скорости. Впечатление космического полёта усиливалось мерным жужжанием, издаваемым медицинской аппаратурой у его кровати.
– Проснулся? – раздался справа знакомый женский голос. – Это хорошо! Давай-ка температурку померяем.
Медсестра в бирюзовом костюме с короткими рукавами вынула из бокового кармана градусник и прохладная полоска приятно освежила кожу под мышкой.
– Ты в туалет, наверное, хочешь? – откинула она простынь и Антон смущенно прикрыл ладошкой причинное место.
– Ты чего? – замерла медсестра с эмалированной уткой в руках. – А то я мужиков не видала! Десять лет уже, чать, и старым и молодым задницы подтираю.
– Спасибо, я сам, – натянул на себя простынь Антон.
– Сам, так сам, – пожала плечами медсестра и сунула утку под кровать. – Тридцать шесть и шесть, – объявила она результат, прищурив глаза на термометр.
– Значит мне можно идти домой?
– Ку-да?! – возмутилась медсестра. – Ночью едва живого привезли, а теперь идти ему надо! Пока доктор не разрешит, чтоб с кровати не вставал… На вот, съешь, – протянула она блюдце с просфорой.
– Что это? – удивился Антон, не ожидавший таких перемен во врачебной практике.
– Священник, что к тебе ночью приходил, сказал, чтобы ты ее съел, как проснешься…
– Отец Петр?
– Какой такой “отец”! – всплеснула она свободной рукой. – Обычный поп. Мать твоя под утро привела, просила пустить, чтобы он тебя… это… почистил.
– Причастил…
– “Причастил”, “почистил”, – почем я знаю! – с нескрываемым раздражением воскликнула медсестра. – На, сам причащайся, – стукнула она блюдцем об белоснежную пластиковую тумбочку. – Выходя из комнаты, буркнула возмущенно: – Чё придумали! В реанимации больных вином поить!
Оставшись один, Антон закутался в простыню и выглянул в коридор в поисках туалета. Получив нагоняй от дежурной, воспользовался уткой, и снова забрался на кровать. То, что произошло вчера, помнил смутно, как будто все это случилось много лет назад.
А вот видения, посетившие его