уволился, – повторил Николас. – И я его понимаю. Ему предложили какую-то хорошую должность. Он ушел до того, как его репутация ученого не стала грязной, словно половая тряпка, которой моют общественные сортиры. Люди думают о будущем. Как я могу обвинять их в чем-то?
Он ушел в «ЦЕРН», в лабораторию физики высоких энергий, подумал Галиель. И мне это стоило немалых трудов. Милтон не хотел уходить. И Милтона не хотели брать: сортирная тряпка уже изрядна испачкана. Да, Николас, если бы ты узнал, что такое пятая ступень центральной академии, и что представляют из себя лучшие выпускники ее, ты бы, пожалуй, брезгливо поморщился. Мы акромантулы, Николас. Огромные ядовитые пауки. И никто не ждет от нас ничего хорошего, это противоестественно – ждать от нас что-то хорошее. Ибо паук способен лишь сплетать паутину, и этой паутиной опутывать таких как ты. Мы умеем ждать; умеем прогнозировать на три, на четыре шага вперед; умеем врать и манипулировать. А что мы не умеем, так это колебаться, сострадать, рефлексировать. Мы не умеем отступать и бросать плести незаконченную паутину. Это известно каждому, Николас. Спроси любого, на что способен Галиель Фогдонуэр. И тебе ответят, что эта сволочь растопчет кого угодно, если ему так будет нужно. и заметь, Николас, они скажут это без единой нотки злости, разве что с легким призрением. И тебе не стоит этому удивляться. Ведь не кажется же тебе странным спокойная констатация того факта, что, скажем, змея способна ужалить младенца?
Галиель сжал челюсти и ему показалось, что он услышал, как скрипнули его зубы.
– Уволился, и черт с ним, – злобно сказал Галиель.
Николас машинально несколько раз кивнул в знак согласия, думая, однако, о своем.
– Они как с цепи сорвались, – сказал он. – За последние шесть месяцев только ленивый не излил свои мысли по поводу работы «Атомида». И все-то они уверены, что ерундой полной мы тут занимаемся. А откуда такая уверенность? Вы работы мои читали? Вникали в них? Черта с два! Как же! Дерьмом облить любой кретин может, для этого ума много не требуется, как известно. Ну пускай ерундой, пускай я шизофреник-псевдоученый, по их мнению, раз уж тупицы они круглые, тут уж я ничего поделать не могу. Но и плюньте на меня! Занимайтесь своими динамическими системами и дифференциальными уравнениями для детей. Я у вас денег не прошу, советов не спрашиваю, к себе не зову, так чего, спрашивается, вам нужно? Все это зависть проклятая, вот что я думаю. Они над грантами бьются, а у меня раз! И ты появился. И голову я больше не грею, где бы пенни раздобыть.
Он помолчал, а затем закончил тихо и грустно:
– Только если так пойдет дальше, ты тоже плюнешь. Закономерный вывод. Ты инвестируешь, ты теряешь. Счет твой и терпение – не бесконечны.
Селектор на столе пискнул и Галиель вздрогнул.
– Мистер Фогдонуэр, – раздался голос секретарши, – к вам мистер Голдфилд. Я налила ему кофе и отправила покурить. Дайте знать, когда готовы будете его принять.
– Хорошо, через десять минут, – ответил Галиель и отключил селектор.
Николас понимающе кивнул