как в йогурте, мистер…
Галиель и Жун переглянулись.
– Пойдем скорее, – шепнул Жун.
Они поспешно направились к выходу. Вслед им доносилось:
– Его с вяленым мясом, но не с любым мясом, нет сер, не с любым, лучшее делают в Бирмингеме, это я вам точно говорю…
Когда они вышли, Галиель спросил:
– Что значит «пиво-огонь»? нелепица какая-то.
Жун задрал голову, и с наслаждением щурился на теплые солнечные лучи, словно огромный рыжий кот.
– Так говорят, когда что-то очень нравится.
Неспешно, они вышли на Саффолк-стрит и пошли по направлению к национальной галереи. Вокруг стоял привычный для Лондона и раздражающий Галиель гвалт. Все, на кого ни глянь, куда-то спешили, уткнувшись носами в смартфоны и Галиель подумал, вот это и есть их парси-машина. Без нее они не могут перемещаться для дальние расстояния, не могут общаться, не умеют взлетать в воздух, слушать музыку, узнавать что-то новое, учиться, работать. Отдыхать. А подумать, сильно ли это отличает их от нас? Вот я уже больше недели здесь живу, а чуть что – рука сама тянется к поясу. За парси-машиной. За моей парсимой. Только нет там ничего, нельзя, чтобы там что-то было. А как мне ее не хватает! Но ничего, Галиель, взамен ты получил вот эту вот херню, – он повертел в руке коробку с телефоном.
– Все-таки не понимаю, – сказал Галиель, – да и никто тебя не понимает.
– Ты о чем? – спросил Жун рассеяно. Он смотрел на молодую девушку, пристроившуюся у высокого борта фонтана. В руках у нее был чудаковатый музыкальный инструмент, похожий на крохотную гитару, будто игрушечную. Обычные гитары Жун видел много раз, и даже пробовал играть, но такую видел впервые.
– Почему они так интересны тебе? – Сказал Галиель. – Я боюсь, как бы ты добровольно в бачи не ушел. Ты бы мог. Тебе мозгов бы хватило. Чем они тебе так интересны?
– А, – улыбнулся Жун, – вот о чем ты опять. Чем? Посмотри вон на ту девушку, которая сидит у фонтана, скрестив ноги, и играет на странном инструменте. Видишь?
– Ну. И что? Обыкновенная нищенка.
– Она не нищенка. Разве похожа она на нищенку?
– Зачем же она играет на улице?
Жун взглянул на Галиель и улыбнулся еще шире.
– Потому что Июнь. Потому что Лондонское небо сегодня слепит светом солнца. Потому что она умеет играть на маленькой гитаре. Потому что она хочет.
Девушка перебирала аккорды и, вероятно, напевала вслух слова песни: было видно как она открывает и закрывает рот, как сворачивает губы трубочкой, словно насвистывает. С такого расстояния не было слышно ни ее голоса, ни звуков маленькой гитары, но не было у Жуна сомнений – девушка играла что-то красивое.
– Или взгляни через дорогу. Вон там, видишь? У сквера на парковке.
Жун глазами указал на еще одну девушку. Она пила кофе, слегка присев на капот своей машины, и изредка, отщипнув кусочек от какой-то сдобы, бросала его воробьям. Одна из птиц, что посмелее остальных, взлетела на капот и бесстрашно приблизилась к девушке.
Галиеля передернуло.
– Я