где он работает. И что мне теперь делать? Анекдот слышал и Ганс Райен. А ну, как всплывёт наверх происшествие? С меня же сразу семь шкур спустят, почему допустил, почему не пресёк?
Вадим откашлялся:
– Анекдот совершенно не смешной, Сева. Не вводи нашего дорогого гостя в заблуждение. Это всё контрики из-за границы сочиняют, хотят очернить советскую действительность. Постыдись, ты же взрослый человек. Ну что ты наделал? Споил такого хорошего человека.
Невольно в голосе Рогова зазвучали нравоучительные менторские нотки. Иначе нельзя. Так просто спустить анекдот про товарища Сталина невозможно. Если дойдёт до руководства, то сможет сказать: дал отпор зарвавшемуся балбесу, попавшемуся на удочку адептов капитализма.
Илья тоже почувствовал, что Сева Пестриков взял на себя лишнего и попытался мягко перевести разговор на литературную тему.
– Ганс, кто ваш любимый немецкий писатель?
Похоже, в голове Райена стоял такой же шум, как в зале съезда после выступления Бухарина. После минутного размышления он ответил:
– Несмотря ни на что, – Гейне.
Рогов похолодел. Как ни мало знал он о зарубежной литературе, но то, что Генрих Гейне впал в немилость у национал-социалистов было широко известно. Ну и парочка, в самом деле! Один гоняет анекдоты про вождя, другой идёт против своего фюрера, восхваляя опального поэта.
Следователь подумал: будь на его месте Евсеев, взял бы в охапку всю эту компанию, да и сдал бы в свою же контору. Потом вытаскивал по одному на допрос и выслушивал их мнения по международным вопросам, перемежая ударами под дых, а то мог бы инсценировать погребение заживо. Та ещё пытка.
Неужели нельзя вести простые беседы о погоде, раз даже невинный вопрос о любимом писателе упирается в антигосударственные высказывания?!
Причём не имело значения, против какого государства. Там, в органах, разбираться не будут. Время тревожное, враги окружают, надо действовать быстро и решительно. С этим Рогов внутренне соглашался. Правда, от методов того же Евсеева приходил в ужас. Однако понимал, что рано или поздно и от него потребуют подобной эффективности. Как тогда реагировать, куда податься? Бросить работу? А куда потом? В дворники? Он знал, как щепетильно относилось начальство и сослуживцы к такому «дезертиру». Лёгкой жизни потом точно уже не будет. Если бы он достиг такого же мастерства, как Илья, то, давая психологические консультации богатеньким «нэпманам», которые, несмотря на все гонения, ещё не полностью перевелись, да разным прославленным писателям и артистам, мог бы сводить концы с концами. Но кто его будет слушать? Нет у него авторитета и умения, даже вон элементарно не считал мысли этого самого Ганса Райена.
Кстати, о Гансе. Сейчас он рассредоточен. Не удастся ли проникнуть в его сознание? Вадим взглянул на учителя. Не может быть, чтобы тот не знал заранее ответ на вопрос о любимом писателе. Получается, тот нарочно разыграл сцену? Иногда Рогову казалось, что учитель может спокойно исчезнуть в широченной витрине той же «Берёзки», набрать