отказаться от Франции, – сказал он и замолчал, неприятно пораженный этой внезапной мыслью.
– Почему? – испуганно спросила она.
– Я провожу здесь по полгода. Ты же не сможешь ездить со мной, а оставлять вас одних в чужом городе было бы нехорошо, неправильно… Есть еще финансовая сторона… Видишь ли, мне, наверное, придется опять чем-то заняться, иначе нам не хватит денег. Организовывать новый бизнес? Какой?…
Он помолчал, хмурясь, подумал и проговорил мрачно и твердо:
– Нет! Я не готов все менять. Такой оборот не для меня! Прости…
Отчужденное выражение его лица испугало ее еще больше.
– Но я вовсе не прошу от тебя подобной жертвы! – поспешно возразила она, беря его за руку.
– Не для меня! – повторил он сердито. – Десять лет я жил один… не десять, гораздо больше… собственно, я всегда жил один, даже, когда у меня была семья…. У меня и тогда имелась холостяцкая квартира, не для встреч с любовницами, а чтобы побыть одному, подумать, отдохнуть от людей. Я там часто ночевал…
– Да, да, я знаю, я же посылала туда домработниц…
– Я не коллективный, не семейный, не стадный. Для меня одиночество – такая же потребность, как дышать!
– Я знаю, знаю,… – теперь уже она пыталась его успокоить.
– Я не смогу жить как все, я пробовал! – Он все более ожесточался на нее и себя. – У меня не получится. Не выйдет ничего хорошего. Да я и не хочу, не хочу!
Последние слова прозвучали почти зло.
– Милый, пожалуйста, не волнуйся! – молила она. – Я не имела в виду ничего подобного! Это было бы совсем непорядочно по отношению к тебе – нагрянуть через десять лет и объявить: «Отныне мы будем жить вместе! Бери меня с ребенком!» Разве я способна на такое?! Ведь ты знаешь меня лучше всех! Что ты, любимый, что ты?! Я не хочу ломать твою жизнь, не хочу ее отравлять! Я ничего не прошу от тебя! Я просто люблю тебя, хочу, чтобы ты был счастлив. Я благодарна тебе за все, что между нами было! Забудь, пожалуйста, о проблемах, их нет! Я все устрою, правда!
Он потер мокрый от дождя лоб, стряхивая с себя острое, внезапное раздражение.
– Извини, – пробормотал он. – Я понимаю, что должен был сказать другое… Но… я не смогу! Прости…
Миша Мордашов был младше Норова лет на восемь, ему не исполнилось и двадцати семи. Отец хотел поставить его во главе какой-нибудь большой госкорпорации, но пока не получалось, мешала не столько молодость Миши, сколько его репутация. Миша вел себя совсем не как руководитель крупного государственного предприятия.
В Саратове о его подвигах ходили легенды. На черном «мерседесе» с мигалками, в сопровождении машин с охраной, он гонял по встречной полосе на бешеной скорости, устраивал дебоши в ресторанах, громил ночные клубы, зажигал шумные частные вечеринки с участием приглашенных из Москвы звезд. Он организовывал рейдерские захваты, отбирал чужой бизнес, вывозил своих должников в лес и лично избивал.
Мишу всю жизнь опекала мать, он был ее любимцем, – отец пропадал на работе и в его воспитании не