была его стихией, он уже научился слышать ее, видеть необыкновенную красоту и просто быть ее частью.
Они неторопливо спускались, держась за руки, на большую лужайку перед домом, а потом медленно вышли на тропинку. Солнце было уже почти в зените, от травы пахло пряным жаром. По обе стороны от тропинки, среди сочной зелени, рассыпались желтые, фиолетовые, розовые цветы, они убегали вдаль, украшая и оживляя строгую, подстриженную на английский манер лужайку.
Несмотря на то что пруд был довольно обширный, его выкопали сто лет назад крестьяне для хозяина, который мечтал разводить карпов. Вдоль берега пруд очищался от свободолюбивой растительности, здесь не росли камыш и рогоз, не кланялись пушистыми ветвями ивы. Вдоль пруда по кругу стояли скамейки и были разбиты аккуратные клумбы, на дальней стороне пруда от усадьбы белыми колоннами сверкала ротонда, возле которой красовался большой розарий. Цветы для него выписывались со всей Европы. Справа от тропинки покачивались привязанные лодки и гордость Михаила Александровича – настоящая гондола, присланная из Венеции. После России Михаил Александрович безоговорочно всей душой любил Италию, особенно Венецию. И эта маленькая блажь в виде гондолы грела ему душу. Он даже выучился управлять ею и ради смеха приобрел полосатую фуфайку и шляпу. Здесь же возился лодочник в серой нечистой рубахе.
– Кузьмич, мы на лодке хотим покататься, – сказал Лев.
– Отчего ж не покататься, когда денек такой погожий, – пропыхтел Кузьмич.
Он с любопытством посмотрел на Жорку и подмигнул ему.
– Залезайте, ребяты.
Лев, со светлыми волосами, одетый в чистую белую рубашку, аккуратно перешагнул борт и сел на нос лодки. Жорка, сверкающий на солнце темными, почти черными волосами, загорелый, живой, перемахнул борт в два счета и по привычке уселся на весла.
– Э нет, дуй-ка на нос. На веслы сам сяду, чего доброго утопнешь, – пробурчал Кузьмич и столкнул лодку в воду, хлюпая сапогами. Потом он грузно запрыгнул, от движения лодку чуть качнуло, и Левушка вскрикнул от удовольствия и страха. Жорка встрепенулся и крепко прижал к себе мальчика.
– Ты держись. Ты не упадешь, если будешь держаться, – зашептал он.
На секунду он представил, как мальчик падает в воду и как его, Жорку, за это отправляют опять в деревню. И эта мысль за доли секунды привела его в ужас.
– Ой, Жора, я так испугался, что в воду упаду. Маменька всегда так волнуется, что со мной что-то случится. Да еще после моего приключения в овраге до сих пор сам себе удивляюсь, как это я решился так далеко в лес зайти.
– Барин, брось ты это, – пробасил Кузьмич. – Я же сам удавлюсь, ежели что случится. Не будет мне жизни, коли молодой барин за борт свалится.
Мальчик расслабился и заулыбался, он погладил своими тонкими пальчиками сухую, мозолистую руку Жорки и сказал:
– Как же хорошо, что теперь у меня есть друг. Мы плывем, как настоящие морские корсары. Ура!
Кто такие корсары, Жорка знать не знал, но видя, как его сосед улыбается, тоже расслабился