не обращай ты внимания на старого ублюдка!
Голос, внезапно раздавшийся за спиной, заставил Анри отвлечься от раздумий. Он развернулся. Перед ним стоял высокий молодой человек в потертом сюртуке, пестрых брюках и модном галстуке. Анри с самого начала выделил его из толпы студентов, главным образом из-за прекрасного роста, громкого голоса, южного акцента, манеры говорить, растягивая гласные, и черной бороды, закрывавшей большую часть щек и подбородка.
– Пусть себе орет, пусть гадости говорит, – продолжал южанин. – Ведь денежки-то ты ему за учебу выложил, разве нет? Ну и все! Выгнать тебя он все равно не может, а ты за свои кровные имеешь полное право плюнуть ему в рожу. Кстати, меня зовут Рашу – Анри Рашу. Может, пообедаем вместе у Агостины? А потом, если хочешь, я покажу тебе свою студию. Ничего особенного, но оттуда открывается замечательный вид на кладбище Монмартра. Ты был на Монмартре?
Когда Анри с новоиспеченным приятелем вошли в небольшой зал и тихонько пробрались к свободному столику в дальнем углу, в ресторане Агостины царило привычное оживление. Длинноволосые художники с Монмартра, облаченные в черные бархатные костюмы и огромные береты, о чем-то горячо спорили над внушительными порциями ризотто, размахивая скомканными салфетками. Здесь было душно. Здесь вызывающе пахло чесноком. Красивая волоокая брюнетка расхаживала среди столиков, подобно щедрой Юноне. Не обращая никакого внимания на царившую кругом суматоху, она неторопливо разносила тарелки с дымящимися яствами, на ходу отпуская шуточки, отвечая на реплики и смеясь неподражаемым сочным смехом.
– Это сама Агостина! – шепнул Рашу и затянулся трубкой, выпуская изо рта густые клубы дыма. – Раньше она была натурщицей.
Агостине Сагаттори было тридцать девять лет от роду, и она считалась живой легендой Монмартра. В шестнадцать лет она приехала в Париж с родной Сицилии без гроша за душой. Единственным ее капиталом была неземная красота. И через полгода Агостина превратилась в самую востребованную натурщицу столицы. За ее благосклонность боролись самые именитые столичные живописцы. Скульпторы, восхищенные совершенством ее бедер, с удвоенным усердием стучали долотом о мрамор. В течение двух десятилетий ее великолепная грудь и классический профиль становились подлинным украшением ежегодного художественного Салона, а на бесчисленных городских площадях она представала перед прохожими в образе то Дианы, то Демократии, то Духа Марсельезы. Она щедро дарила любовь и нежность в студиях, где ей доводилось позировать, даруя утешение многим художникам в черные дни. Когда же три года назад Агостина открыла ресторан, благодарные живописцы в память о мимолетных, но ярких романах предложили ей свои услуги. Желающих оформить стены оказалось так много, что, не желая обидеть никого из них, хозяйка попросила каждого расписать для нее по тамбурину, которые теперь висели аккуратными рядами. Количество этих небольших знаков внимания свидетельствовало о щедрости и широте души владелицы заведения.
Анри