застолья у Агостины студенты направились в «Нувель», где в столь ранний час почти не было посетителей. Обезумевшие от счастья и воодушевленные ударившим в голову кьянти, они кричали до хрипоты и лезли целоваться с кассиршей, Косой Терезой, которую, наверное, последний раз целовали родители в далеком детстве. А потом добрели до любимого столика и притихли, не зная, чем бы еще заняться.
И тут Рашу предложил пойти в бордель.
– Черт побери! Гулять так гулять! – выкрикнул он, стукнув кулаком по мраморной столешнице. – Послушайте, я знаю одно местечко неподалеку, где полно хорошеньких девочек. Все как на подбор, просто картинки, голенькие совсем. Так как насчет того, чтобы развлечься? – И тут же добавил: – Вовсе не обязательно ложиться с ними в постель. Мы просто выпьем в женской компании.
– Отличная идея! – икнул Анри. – Идемте!
– Идея-то неплоха, – согласился Гренье. – Но во сколько это обойдется?
– Да, во сколько? – хором подхватили Гози и Анкетен.
Несмотря на бесконечные разговоры о девочках и одержанных победах, студенты все-таки чувствовали подспудное отвращение к продажным женщинам и самим интерьерам из красного плюша, где проститутки занимались своим ремеслом.
– Да какого черта думать о деньгах в такой великий день? Выпивка за мой счет! – взревел Рашу, которого в подпитии всегда тянуло на подвиги.
Так в споре была поставлена точка. Шумной толпой студенты покинули кафе и погрузились в фиакр.
– Эй, кучер! – выкрикнул Рашу. – Вези в «Серого попугая», улица Стэнкерк.
Глава 5
В октябре Анри начал посещать занятия в классе профессора Кормона.
Каждое утро он уходил из квартиры матери и отправлялся на Монмартр, где и находилась мастерская. Не доезжая до здания, он выходил из коляски и шел пешком, опираясь на короткую трость. Ему не хотелось, чтобы соученики видели его с Жозефом, наряженным в неизменную синюю ливрею и высокую шляпу. На тротуаре тем временем уже собирались студенты. Они спорили между собой и курили трубки.
Перекинувшись несколькими фразами с Рашу или кем-нибудь еще из друзей, ровно в девять Анри вместе со всеми преодолевал четыре пролета крутой лестницы и оказывался в студии. Тяжело дыша, переступал порог просторной комнаты, тесно заставленной мольбертами, где уже гудела растопленная чугунная печка. Оставив на вешалке шляпу и плащ, Анри пробирался среди мольбертов к своему складному табурету у самого подиума. Затем, положив трость у ног, он деловито принимался выдавливать краски на палитру, разглядывая очередную Венеру, Диану, Леду – или еще какую-нибудь богиню, ставшую их заданием на неделю.
Гвалт постепенно стихал. Шлумбергер, бравый экс-сержант с усами как у моржа, а ныне смотритель студии, подавал знак натурщице, чтобы та разделась и приняла позу. На следующие три часа Анри превращался в одного из тридцати с лишним студентов. Все они часто поглядывали на натурщицу, теребили себя за бороду, склоняли голову к плечу, рассчитывали пропорции, подправляли