ответил я. – Дай только водички.
– Воду не жалейте, – отозвался крепостной, разворачивая грибное жаркое. – Из Хотынки напьёмся. Там ключ бьёт – я место знаю.
Утолив жажду, я вытащил из брички подушечку, прислонил её к колесу, прилёг и вытянул ноги. Закрыв глаза, я погрузился в чудные лесные звуки. Помимо прочего, я различил пение дроздов. Иногда вдруг налетал лёгкий летний ветерок. Он трогал древесные кровы, и, если не открывать глаза, казалось, что сижу я вовсе не в лесу, и слушаю шум далёкого моря.
– Барин, – казалось, буквально через минуту раздался басок Степана. – Может, в коляске поспите, опоздаем же. А там впереди волчьи тропы есть – не хотелось бы в потёмках добираться.
Я буквально вскочил на ноги.
– Я что, уснул? – взволнованно спросил я.
– Да, на пару часиков, было дело.
– Что ж ты меня не разбудил? – удивился я.
– Так, это, – сбивчиво проговорил кучер, – дело ж хозяйское. Я сам прикорнул чутка.
Не зная, на кого сильнее стоит злиться – на себя или на Степана, я негромко выругался и полез в бричку.
Кучер, впрочем, особенно не беспокоился по поводу потери времени, будучи уверенным вечером доставить меня в город. Так я снова задремал, одолеваемый зноем. В моём сознании мелькали образы прошлого, так или иначе возвращавшие меня в нынешнее щекотливое положение. Я вспоминал свои петербургские годы – беззаботную инфантильную жизнь с некоторыми, как казалось тогда, случайными проделками. Превозмогая чувство стыда и отвращения, я думал о кутеже с лицейскими друзьями, когда мы решили отметить какую-то чёртову юбилейную дату нашего школярства. Тогда мы, сами того не помня, оказались в Кронштадте, где в совершеннейшем бреду захватили стоявший в доках фрегат. Абсолютно немыслимо, как мы вышли на недостроенном корабле в Финский залив и даже причалили к безвестному песчаному берегу. Там нас и обнаружили спустя несколько часов – упившихся до непотребства ромом и валяющимися без чувств. Позорное дело тогда замяли в самом его зачатке по настоянию гулявшего с нами абсолютно испитого моряка, оказавшегося по трезвости каким-то важным флотским чином. Но сама история, похоже, ничему меня не научила.
Очнувшись от очередного забытья, я ощутил едва уловимое дуновение свежего ветерка. Зной отхлынул и сквозь шторки в кабинку пробивались нежные лучи прошедшего свой зенит солнца.
Мы стояли среди какой-то поляны, в стороне от дороги. Выбравшись наружу, я увидел, как распряжённые лошадки гуляют по лужайке на длинной привязи и пощипывают зелёные кубастые бутоны, растущие почти вровень с землёй. Степана я не обнаружил. Тот отыскался через мгновение с бадьёй в руках.
– Воды набрать ходил, барин, – сообщил он мне. – Тут ключ хороший. А лошадки подустали, пусть любин пощиплют.
Я вопросительно уставился на крепостного.
– Так, телят кормют, – пояснил Степан, – а оно и лошадкам хорошо. Сладкий ведь, хоть и не поспел ещё.
– Я не об этом, – сказал я. – Мы где вообще стоим-то? Далеко ехать?
– Так оно-то понятно, где, – ответил Степан. – Хотынку за версту миновали.