каждого на своё место.
– Милая Вера Андреевна, – мягко улыбнулся Трубецкой, – если бы это было так просто. Никогда Вы человеку высокого поста, но некомпетентному, не объясните, что ему пора вернуться в хлев сено ворочать. Вкусивши жизни красивой и должности ответственной, не уразумеет человек того, что не на своём месте оказался. Если уж развивать метафору, то такой и сено рассыплет, и избу спалит. Здесь подход другой должен быть. Матушка Екатерина это умела как, пожалуй, никто сейчас. Она условному дурню на высокой должности и объяснять ничего не стала бы. Если он провинился сознательно, так строжайше ответит, а, если по глупости, как чаще всего бывает, то она ему и титул красивый, ничего не значащий пожалует, и в плане денег ублажит, и дифирамбов о его мужской силе напоёт. Все ведь у нас падки до лести. И пока он станет нежиться в императорских благодеяниях, Екатерина уберёт его туда, где никакого вреда государственным делам он в жизни не причинит. Разумеется, со всеми почестями и на громкую должность. Скажем, высочайшим личным Её Императорского Величества секретарём и блюстителем по делам добычи золота на Сахалине. Неизвестно, найдут ли там золото и станут ли искать вовсе, а счастливый человек будет себе спокойно кружиться на балах в Петербурге и получать пенсион, который и так ему положен.
– А каков, по-Вашему, золотодобытчик Аракчеев? – улыбнулся Ржевский. – Или вовсе кладоискатель?
– Знаете, Дмитрий Иваныч, – заметил Трубецкой, – это не честно – иронизировать над моими метафорическими ухищрениями, в коих я силюсь перед Вами изгалиться. Аракчеев, если позволите, хороший снабженец, исполнительный и хозяйственный. Кроме шуток, ему бы императрица, пожалуй, поручила обеспечение тыла. Вполне графская должность. С еженедельным докладом лично у неё и дважды в неделю – в Главном Штабе войск. Но кроме этого, по остальным дням за версту бы распорядилась его не подпускать ни ко Двору, ни лично к тем, кто ведёт военную кампанию. Разумеется, столь же вежливо и деликатно. Он общей каши вроде бы и не испортит, а всё же сомнительно таких, как Аракчеев, держать при себе только на этом основании. Так вот, стоит признать, что в некоторых вещах граф Аракчеев прав абсолютно. Как только на стол к императору стали ложиться донесения о передвижении войск Буонапарте, как только, если уж на то пошло, тот кончил свою европейскую кампанию, так наша оборонительная доктрина потерпела крах в самом своём зачатке, не успев найти применения. Укреплённые районы, которые так активно строились в последние полгода, потеряли свою надобность тотчас, как стало ясным, с какой лёгкостью и непредсказуемостью армии Буонапарте способны маневрировать. Французы не турки – времени не теряют. Нужно самим действовать, соединить части, чтобы перед Буонапарте маячила многочисленная боеспособная армия. А для этого нужно отходить, и отходить весьма глубоко. Сложно поверить, но едва ли не до самого начала войны находились адепты идеи молниеносного удара по французам на границе.