в юношеской памяти всё то, что успел рассказать ему Гриша, поэтому гнев тотчас воспылал в его сердце, давая волю рукам. Вдовин ладонью наотмашь хлестнул мужчину по лицу, и спесь того в мгновенье ока рассыпалась, как и без того на ладан дышащая старая утварь. Ожидаемо, Фёдор получил в ответ кулаком по носу, и кровь хлынула с новой силой. Но юноша не обращал на это внимания. С ненавистью он смотрел на человека перед собой, ни разу не отведя взгляд.
Тут уже Аксёнов старший совершенно запаниковал и вынул из-под пол плаща, в который был одет, нож. Он бросился с ним на Вдовина, но его остановил Мишель, наскочив на него со спины и схватив правую руку с оружием. Мимолётный взгляд пронёсся между двумя “союзниками”. Федя смотрел с неверием в произошедшее, Миша – с тенью поддержки.
Но мужчина, воспользовавшись минутной заминкой, вырвался и снова попытался всадить молодому каретнику в грудь заточенное лезвие, но на этот раз тот был собраннее и увернулся. Тогда Аксёнов старший развернулся, но вместо очередного удара только удивлённо воскликнул:
– Смирнов?!.. Сын Артемьев?!..
Мишель не знал, что на это ответить. Ситуация складывались слишком неоднозначно. Что ему делать? Стыдиться или также поприветствовать в ответ? Поэтому Смирнов только развёл руками, но крик упавшего наземь Вдовина вернул его в чувство: “ Что стоишь?! Действуй!”
Тогда уже юнкер воспользовался паузой и бросился на давнего друга своего отца, заламывая ему за спину руки и наклоняя к земле головой. Кажется, победа. Наверняка, именно в этот момент Аксёнов старший пожалел о том, что рано распустил всех своих приспешников.
Молодой каретник встал с земли, подошёл к поверженному “врагу” и спокойно выдернул из его руки, обездвиженной ладонями Смирнова, кинжал. Оружие упало в траву, и больше никто его не трогал.
– Гриша где?! – первый раз в жизни При крикнул хоть на кого-то таким тоном Вдовин, сам после себе удивившись.
– Не скажу, – ехидничал мужчина, – да и что ты… – он приподнял голову и поглядел “оппонента”, – что ты, чернь, мне сделаешь, а? Миша вон, – Аксёнов старший мотнул головой в сторону юнкера, – по играется да и отпустит меня, да, Михаил?
– Я Мишель, – процедил сквозь зубы тот, теряя абсолютно все остатки доверия и уважения к давнему другу семьи.
Тогда стал заметен страх в глазах мужчины. Вдовин долго решался, но всё же взял “пленника” за подбородок и грубо приподнял ему голову:
– Где?! Куда сына дел, что панихиду по нему сам служишь, а, самодур?!
Юноше было крайне неприятно было обхватывает пальцами это раскрасневшееся морщинистое от постоянных насмешек лицо, смотреть на этот выпирающий нос и глаза, всегда смотрящих на окружающих со снисходительной издёвкой. Или же… Нет, кажется, сейчас во взгляде блуждал страх. Фёдор чётко это видел, поэтому продолжал давить:
– Где?
Рукой он почувствовал, как мужчина сглатывает, а потом глаза его на мгновение перекинулись на всё ещё стоящий гроб.
– Вот поганец… гиена кладбищенская!.. –