посеяло в молодом каретнике нехорошее предчувствие, и он старался поторопить Аксёнова, подойдя к нему и шепча на ухо:
– Гришенька, едем.
– Поехали, – согласился тот, отвязывая Фединого коня, – куда вот только?
– Не знаю, – покачал головой Вдовин, а потом торопливо добавил, – не важно это. Главное, что поехали. Да поскорее, Гриша.
– Тогда в Москву поехали обратно, чай август уже.
– Да ты что… – искренне удивился Фёдор и встал перед другом, вглядываясь в его лицо, – куда в Москву-то?
– Знаю… – кивал Аксёнов, – но Москва то хоть большая, можно попробовать схорониться.
Молодой каретник понимал, что действуют они опрометчиво, что так нельзя, но уж больно сейчас настораживает его этот новый служащий.
– Ладно, – согласился Вдовин наконец, – ай-да в Москву.
– Ай-да! – радостно подхватил Григорий и первым сел на запряжённого коня.
Втроём они без долгих ожиданий покинули почтовую станцию. Смирно правил своим конём, а Аксёнов уже научился совладать с Фединым, поэтому последнему приносило удовольствие просто сидеть за Гришиной спиной, иногда хватая его за плечи при больших ухабах.
Глава 27
Речи о том, чтобы поехать схорониться Грише в усадьбе Смирновых уже не шло. Хоть Мишель бы и был чрезвычайно рад позабыть об этом треклятом каретнике, что появился из ниоткуда и так завладел Григорьевым сердцем, но разум ещё не отказал ему, поэтому Смирнов тоже понимал, что объявись у него Аксёнов дома, отец его сразу же бы об этом узнал. А там уже дражайшему другу точно несдобровать.
– Эх, жаль, фортепьяно нету, так бы сейчас и затянули с тобой песню, да, Гриш? – стал разбавлять молчание и дорожную скуку Мишель, тем не менее не упуская возможности покичиться своей с другом давней связью.
– Ох, Миш, да разве до музыки сейчас? – вздыхал Григорий.
Фёдор же ни на какие провокации не вёлся и тактично молчал, то и дело опуская глаза. Издалека он мог даже казаться угрюмым.
– Ты лучше расскажи, как там матушка? Как там батюшка? – продолжал Аксёнов, стараясь перевести тему разговора.
– Твои или мои? – не обдумавши, сразу подхватил Смирнов.
Тут уж и Вдовин поднял глаза, вопреки обыкновению, пронзительно уставившись на Мишеля. Незаметно для всех Гриша сглотнул, но уже через мгновение слегка улыбнулся и покачал головой, также обращая свой взор на школьного товарища:
– Твои конечно, Миш.
– Ой, сдуру совсем ляпнул, Гриша! – воскликнул Миша и хлопнул себя по лбу, – про твоего то батюшку уж и вспоминать не стоит, знаю.
Аксёнов сдался и опустил голову. Федя взял его за плечо, желая слегка повернуть к себе.
– Он не знает, Федь… – еле шевеля губами произнёс Григорий настолько тихо, что не понимай Вдовин русского языка изначально, то и вовсе бы не разобрал ни слова.
А молодой каретник и сам понимал, что лезть ему ни во что не стоит, поэтому вновь только кивнул и продолжил молчать.
Итак, вечерело. И Гриша,