полностью затмила глаза; рот распахнулся в крике, и тут же холод обжег зубы, язык, скользнул в глотку. Ноги искали опору – и не находили ее. Внутри билась паника.
Смерть. Боль. Пламя в легких.
И мрак повсюду.
Без конца.
Вечность.
Наконец, Лиогвену удалось всплыть, хотя волны тянули его обратно.
Руки заледенели и потеряли чувствительность.
От испуга до него не сразу дошло насколько вода оказалась холодной, онемение расползалось от кончиков пальцев ног до плеч. Лицо покалывали тысячи невидимых иголочек.
– Соберись! – приказал он себе, стуча зубами.
Трирема кренилась на волнах будто на другом конце мира. Маячила пятном.
И с каждым мгновением расстояние между ней и Лиогвеном только увеличивалось.
Понимая тщетность своего поступка, Лиогвен все равно поплыл к кораблю.
Брызги воды били в лицо, хотя он до рези в глазах смотрел вперед, боясь потерять цель из виду.
Двигаться. Надо.
Из последних сил.
Мия.
Двигаться…
Ради нее…
Нельзя подвести…
Ради…
«Я не сдамся, – крутилось в голове. – Нет… Я сильнее… Всегда… уда… удавалось…»
Пучина с жадностью поглотила его.
Тьма – это черное и красное. Красное и черное.
Соль разъедает душу.
Жжение. Холод. Тьма.
Три основных элемента: ртуть, сера и соль.
Песчинка за песчинкой срывается из верхнего стеклянного сосуда часов.
Огонь лижет толстый бок склянки; желтоватая жидкость с комочками пены булькает внутри; густой пар валит, жжет глаза.
Оловянная ложка зачерпывает красную соль из мешка – эта соль блестит под солнечным лучами, будто в ней спрятаны сотни звезд…
Воля.
Серебро.
Воля.
Стихия сопротивляется.
Тьма – это черное.
Это черное.
Холод. Сера.
Запах серы. Красное.
– Ты понимаешь, что сейчас делаешь? – Голос отца звучал жестко и без тени одобрения.
– Да…
– Ты не лжешь мне?
– Нет…
– Помни, что за вранье следует жестокая кара.
– Я помню…
– Поэтому я повторю свой вопрос: ты не лжешь мне?
– Отец… Я… Я забыл…
– То есть количество красной соли ты отсыпал на глаз? А в желтянку не добавлял серы?
– Да…
Лиогвен сжался, ожидая получить оплеуху.
Но его сердце успело стукнуть раз, второй, третий – и ничего не происходило.
Тогда он решился и поднял голову.
Отец возвышался над ним. Его губы растягивала улыбка, однако она источала абсолютную холодность. Дело было в его глазах, пустых, слюдяных и поблескивающих, как у змеи.
– Никогда не смотри на меня с таким вызовом, Лиогвен, – спокойно сказал отец. – Иначе я изобью тебя.
– Хорошо.
В воздухе пахло серой; жжение в носу мешало думать.
В склянке