лагере. Штерн и Диез вместе с еще тринадцатью новобранцами шагали в конце вереницы людей. Позади них тащились только телеги с хозяйством экспедиции, и загорелые, обветренные милиты арьергарда время от времени бросали в новичков плоские и острые шуточки. Хотя поклажи рекруты несли совсем не много, к вечеру каждого дня они не чувствовали ног. Поначалу некоторые порывались усесться на телеги, но техники и обслуга ревниво следили, чтобы лошадям не приходилось тащить лишний груз. Хотя вся обслуга состояла из гражданских, и, технически, должна была выполнять приказы любого милита Полка, робкие попытки юношей протестовать никто не услышал. Офицеры полностью поддержали обозников, лишний раз напомнив, что статус статусом, а свою полезность для Полка новичкам еще нужно доказать. Штерн на эти перебранки не обращал внимания. Рабочие будни сеттла и безбашенные игры сверстников подготовили его к моменту довольно неплохо. С особенной теплотой Штерн вспомнил некоторые хитрости Плаща о содержании обуви и носков в долгих переходах. От товарищей он секрета не делал, и его советы быстро переняли. Только самые ленивые – или гордые – сбивали ноги до волдырей. Тем не менее, уставали в дороге все. Даже внушительный и строгий полковник, поначалу шагавший в голове колонны, все же пересел на положенного ему коня. Каждый привал и ночлег приветствовались многоголосым вздохом облегчения.
В один из прохладных и звездных вечерних привалов, пока солнце и луна соревновались в покраске трав и мрачных облаков, молодые рекруты усердно копали землю. Диез, как-то ухитрявшийся находить положительное в любом моменте, нашел время взглянуть на бегучую палитру травяных волн и с восторгом указал на нее Штерну. Юноша согласно кивнул и продолжил возиться с большим деревянным щитом, который он пытался укрепить в неподатливой почве. Чтобы шестерни долгого похода крутились мягко, каждому члену экспедиции достались свои хозяйственные обязанности. Теперь новобранцы каждый вечер ставили заслоны от ветра, лишних глаз и непредвиденных осложнений. По крайне мере, внешних, со внутренними приходилось справляться самим. Хотя старшие офицеры настрого запретили пускать в обоз сторонних людей, кое-кто сумел исключиться из правил. Штерн с улыбкой вспомнил, как в утро перед выходом он столкнулся в лагере нос к носу с хозяином «Игривой овечки» Борисом. Если слухи не врали, неугомонный трактирщик не мог прожить и недели, не ввязавшись в какую-нибудь авантюру. Его затеи регулярно заканчивались успехом и почти всегда не приносили практической пользы. Раз за разом веселый бородач оставался с тем же, что имел в начале, и все с той же азартной улыбкой немедленно лез в новое дело. Вот и сейчас, похоже, трактирщик решил, что своей уютной «сферы влияния» ему уже недостаточно. В тот день Борис чувствовал себя в жилище милитов не к месту, поэтому с радостью отвел душу в разговоре. Оказалось, он выторговал себе место в экспедиции в обмен на качественное и дешевое продовольствие для нее. Так что, оставив «Овечку» на попечение помощника, необъятный