что было прожито, а что приснилось. Побелевшие затекшие пальцы юноши-подростка крепко сжимали желудь.
Глава 8. КОРНИ
– Бабушка, а что такое якорь?
Бака Магда подняла голову, не переставая мять руками крутое тесто. В хате было пусто и тихо, только мухи жужжали под потолком.
– Якорь? – удивилась она, – Да навроде бы гиря такая на веревке, что с лодки кидают, чтоб ту лодку течением не унесло. А тебе зачем?
– А на что он похож, якорь-то?
– А вот этого, милая, не знаю. На что тебе?
Я молча пожала плечами, – как тут обо всем расскажешь? «Мне нужен якорь», – говорил молодой барин. Перед глазами стояла дурацкая картинка: вихрь, накрепко привязанный к тяжелой черной штуке вроде пушечного ядра. Вихрь кружит, рвется в небо, – да только груз тянет обратно, к земле. Неужто так все просто: вихрь успокоить – словно коня стреножить? А дальше?.. Дальше – или порвет путы и все же уйдет, или… смирится? А потом что?.. Успокоившись, он угаснет, исчезнет. Вихрю нипочем не стать омутом, – он жив, пока кружит. Его нельзя ни связать, ни запутать, – но можно сберечь. Стало быть, нужен оберег – сильный, могучий, который в случае чего удержит на земле душу и не даст ей расстаться с телом.
Легко сказать: про обереги я ровно ничего не знала. У нас в селе малым детям повязывали на руку красную нитку с заговоренной бусиной от сглаза, некоторые девки носили на шее щепоть засушенного плюща в мешочке – на любовь… Но тут-то совсем иное!
***
Я и не заметила, как ноги вынесли меня во двор. Солнце висело низко, ветер нагнал облаков, – гроза что ли будет? Я присела на завалинку и уставилась в небо.
Горизонт темнел, с севера на край неба наползала огромная сине-серая туча. Закатное солнце подсвечивало ее по краям, отчего туча переливалась лилово-красным, будто свежий синяк; позолоченные солнцем верхушки замковых башен светились на фоне темного неба. Ветер ударил по ветвям, взметнул пыль, рванул солому с крыши – и затих.
Я смотрела, как завороженная. Мне вдруг стало так странно, так небывало хорошо, – казалось, и тело, и душа ждут чего-то, словно эта гроза будет мне подарком. Воздух едва заметно дрожал, кончики пальцев покалывали сотни невидимых иголочек. Снова рванулся и снова затих ветер, – а лес и при стихшем ветре продолжал качаться и шелестеть. Из тучи, из самой набухшей сердцевины ударила вниз молния, заплясала между небом и дальним краем холмов, погасла.
«Хэ-эй! – донеслось вдруг из леса, сквозь скрип ветвей и шелест листьев. – Хэй! Ахой!» Я чувствовала, лес ждет этой грозы так же как я, только он знает, зачем ее ждет… А я знала лишь то, что люди не слышат этих радостных возгласов. Вслед за голосами ударил гром, – будто кто-то разорвал в небе огромное хрусткое полотно. Воздух уже не просто дрожал – звенел. Гроза несла в себе небывалую силу, она сама была вихрем, водоворотом, целой сотней водоворотов и вихрей. Мне хотелось бежать ей навстречу, оторваться от земли,