Дэвид чувствовал себя ребенком – упрямым и черствым.
– Милый, всего-то один день. Тебе ничего не стоит, а отца осчастливишь.
– Мэрилин, ты только что родила, – бросил Дэвид. Умнее ничего не мог придумать.
– Неужели? А я-то думаю, откуда эта малюточка! – Она улыбнулась ему, перевела взгляд на Вайолет. – Съездишь на денек и вернешься, не развалишься. Не хочешь ради собственного отца – сделай это ради меня.
И он сделал это ради нее. Через четыре дня поехал на машине в Чикаго. Венди, прежде не слишком ласковая, после рождения сестренки буквально висла на Дэвиде. В отцовской гостиной в Олбени-Парк мордашку прятала у него под подбородком.
– Как Мэрилин? Как маленькая? – допытывался отец.
– Отлично. Хлопот, конечно, невпроворот, но Мэрилин справляется – лучше и желать нельзя. Диву даюсь, откуда у нее энергия берется.
Дэвид слушал себя будто со стороны. Да он ли это вообще говорит? Перед отцом хвалиться, глаза ему колоть: вот какая у меня жена – любящая, домовитая, и я могу рассказывать о ней в НАСТОЯЩЕМ времени. Осознав, устыдился. Полез в карман, нащупал монетку, дал Венди – пусть поиграет.
– Как же, помню. Когда ты родился, твоя мать совершенно изменилась, – произнес отец.
Дэвид вздрогнул. Крайне редко отец поминал маму.
– Я тоже смотрел – глазам не верил. Она всегда знала, что делать, в любой ситуации. Инстинкт, не иначе. Я себя кроманьонцем каким-то чувствовал.
– О да, способности женщин поистине обескураживают, – сказал Дэвид. При отце у него речь менялась. Цветистые метафоры сами выскакивали, шутки делались претенциозными. Главное, против его же воли. Выходило жестоко.
– Недельки через две я это дело повторю. Если Мэрилин не против.
– Что – День благодарения?
– Нет, праздничный обед. Надо же отметить рождение второй внучки. Короче, приедете на денек.
– Значит, все-таки День благодарения номер два.
Отец улыбнулся:
– Да. Мне нравится. Вот именно – День благодарения номер два.
Повод был веский, жест – широкий, и Мэрилин (Дэвид знал) растрогается и обрадуется, но все равно ему сделалось досадно.
– Я у нее узнаю и перезвоню тебе.
– Напрасно ты ей это дал, – произнес Ричард. – Гляди, в рот тянет. Подавится ведь.
И правда, двадцатипятицентовая монета уже наполовину скрылась в ротике Венди. Дэвид выхватил монету, Венди захныкала.
– Ну, ну, не надо плакать. Все хорошо, – зачастил Дэвид.
Венди ударилась в рев. Дэвид с ней на руках поднялся, оглядел комнату – чем бы отвлечь?
– Смотри-ка, львеночек мой, а что это у нас? Это зеркало. А вот это платочки носовые, целая коробка.
Венди отвлеклась на катушку ниток. «Катушка, – рассеянно подумал Дэвид. – Откуда? Отец что – шьет?» Воображение подсунуло картинку: Ричард, собственноручно подрубающий штаны. Стало грустно до тошноты. Если отец и правда шьет, должна быть подушечка для иголок. Представилась почему-то точно такая