наши страхи – в какой-то мере выдумка, поддерживаемая собственным сознанием?
Склонившись к воде, он осторожно подставил руки под прохладную струю. Ему захотелось почувствовать очищение, по крайней мере, символическое, пусть даже на мгновение. Но вместо чувства облегчения он ощутил острую боль – вода обжигала потрескавшуюся кожу, как соль на рану. Каждый палец ныл, переходя в тошнотворно-сладкую остроту. Сжатые зубы едва сдержали стон. «Это моя жертва», – подумал он с истерической готовностью оправдать любые страдания ради illusio чистоты. И в этих мыслях он улавливал отголосок чего-то религиозного, того самого фанатизма, который Сартр столь презирал, ведь подобная вера никоим образом не освобождает человека, а лишь связывает его ритуалом.
Наконец, он выключил воду, тяжело дыша. Опустил взгляд и увидел кровянистые разводы, которые тонкими ниточками стекали к стоку. Маленькие ручейки густо-розовой воды исчезали без следа, и Дэн поймал себя на мысли, что это, по сути, метафора всей его борьбы: всё, что он предпринимает, уходит в никуда. Как бы он ни старался очиститься, в нём самом, в его сознании, всегда найдётся новая капля яда страха, готовая вылиться и заразить его разум. Всё, что он делает, кажется жалким актом, направленным против бесконечно могущественного врага: самих основ существования. Потому что любой живой организм неизбежно будет населён микробами, и любая жизнь – переплетение грязи и чистоты, в равной мере.
Он не стал вытирать руки. Вместо этого, посмотрел на них, словно гадая, стоит ли испытывать новую волну боли от прикосновения к полотенцу. Но в этот момент у него внутри что-то оборвалось: он понял, что даже самый мягкий хлопок будет резать его кожу, как наждачка. «Как же жить, когда сам механизм жизни – это сплошная боль?» Этот вопрос пронзил его, и с губ сорвалась беззвучная улыбка – горькая, как смешок отчаяния. Словно бы он нашёл в этом вопросе весь трагический пафос человеческого существования: «Мы страдаем, пытаясь избавиться от страдания, но в итоге лишь усиливаем его».
Задумавшись, он снова поднял глаза на своё отражение. Теперь Дэн видел там человека с застывшим, вымученным взглядом, с тёмными кругами под глазами и горестной складкой рта. Когда-то он был просто «обычным парнем из офиса», и всё что он хотел – немного порядка, немного контроля. Но обстоятельства, да и, возможно, его собственный характер, сбили его с колеи, толкнув в глубокую бездну навязчивой идеи. И сейчас он чувствовал, что где-то, в недрах сознания, этим всё не ограничится. «Я не смогу остановиться, – стучало в висках, – потому что сама попытка остановки будет означать капитуляцию перед абсурдом».
Из коридора раздался звук телефона, который он, по привычке, оставлял на тумбочке у входа. Дэн вздрогнул, точно забыв, что в этом мире ещё кто-то может о нём вспомнить. Неохотно, с опаской, словно в этом звонке таилась засада, он шагнул в коридор. На экране высветилось имя бывшего