вспыхнули ослепительно, отбрасывая на стены гаражей гигантские силуэты. Их контуры дрожали – слишком много рук, слишком много суставов. Нев выдернул нож, и из раны в снегу брызнула черная жижа, густая как нефть. Его глаза, отражающие голубой свет, казались слепыми.
«– Дверь открыта», – произнес он, поворачиваясь к ней. На лице не было ни страха, ни сомнений – только пустота. – Они всегда были здесь. Просто теперь… видят нас.
Из-под земли донесся скрежет – будто проснулся механизм, заточенный на уничтожение. Тень Лили, изогнувшись в немыслимой позе, поползла к гаражу. Ее смех звучал как скрип ржавых петель, а за спиной Нева, в голубом свечении, уже маячили другие силуэты. С высоко поднятыми руками. С пустыми лицами. С монетами вместо глаз.
Женя на стройке:
Женя прилипла к ледяной балке, будто прикованная цепью. Металл выстукивал ритм её учащённого пульса, а запах – смесь ржавчины, гниющих крыс где-то в стенах и едкого дыма от короткого замыкания – обжигал ноздри. Видоискатель камеры подрагивал в её потных ладонях. Збигнев и Анна в объективе казались призраками: их силуэты расплывались в сизом свете, пробивавшемся через окна с выбитыми стёклами. Внезапно в кадре метнулась тень, и Женя замерла. На стене, за спиной Збигнева, проступило граффити – «1984», выжженное будто кислотой. Цифры вспыхнули ослепительным золотом, и стена зашипела, как раскалённое железо, опущенное в воду. По бетону поползли чёрные прожилки, словно кровеносные сосуды, отравленные ядом.
– Что за чёрт… – Женя прошептала, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Её голос звучал чужим, приглушённым гудением в ушах.
Через объектив мир преобразился. Трещины в стенах пульсировали, выпуская наружу тонкие щупальца теней. Они извивались, сплетаясь в сеть, которая медленно опутывала потолок. Одно из щупалец дёрнулось в сторону Анны, и Женя инстинктивно нажала на спуск. Вместо щелчка затвора раздалось шипение, словно камера подавилась сигналом. Экран заполнила рябь, и в ней проступило лицо – отец Карины. Его кожа трескалась, как высохшая грязь на дне озера, а из разломов сочилось золото. Оно заполняло глазницы, застывая блестящими шарами, и капало с подбородка, оставляя на полу дымящиеся кратеры.
– Нет… – Женя рванула голову назад, ударившись о балку. Боль пронзила затылок, но она не отрывала взгляда от экрана. – Это же… это же не реально…
Сверху грохнуло так, будто небо рухнуло на крышу. Потолок вздыбился, осыпая всё вокруг штукатуркой и осколками стекловаты, которая впивалась в кожу как иглы. Женя бросилась вперёд, спотыкаясь о торчащую из пола арматуру. Рёбра скелета? Нет, обнажённые прутья, ржавые и острые. Каждый удар её ботинок о металл отдавался в костях глухим звоном – будто колокола звонили по тем, кто остался под завалами.
– Збигнев! – её крик разбился о рёв рушащихся перекрытий. Голос Анны где-то вдали выл: «Беги!», но Женя уже не понимала, откуда звук.
Тени сомкнулись над ней. Одна кольнула щиколотку – холод, как от укола жидкого азота, пополз вверх по ноге.