не его вели под конвоем, а он сам вёл своих провожатых…
Странно устроены улицы города – всего несколько минут пути отделяют бедные кварталы от богатых. Но эти минуты словно переносят в другой мир. Вот только что под ногами была грязная мостовая, а теперь – мощёные плиты, вычищенные до блеска. Только что нос улавливал запахи помоев и гнили, а теперь – аромат цветущих лип из господских садов.
Действие эликсира разливалось по телу, обостряя каждое чувство. Томас замечал всё: как младший стражник украдкой вытирает пот со лба, как старший прихрамывает на правую ногу – последствие старой раны. Как меняются взгляды прохожих – от презрительных в бедном квартале до любопытствующих у дома бургомистра.
Каждый шаг приближал его к чему-то неизбежному. Он чувствовал это так же ясно, как ощущал тепло солнца на коже. Под действием эликсира мысли текли ровно и чисто, как вода в горном ручье. Он видел десятки возможных путей развития событий, словно нити, расходящиеся от единой точки…
У ворот особняка бургомистра толпились люди – служанки, зеваки, даже пара торговцев с рыночной площади. Все они замолчали, когда процессия приблизилась. В воздухе повисло почти осязаемое напряжение.
«Господин Штейн будет недоволен,» – шепнула одна служанка другой.
«Да хоть сам епископ,» – ответила та. «Лишь бы молодой господин выздоровел.»
Томас поднимался по мраморным ступеням, и каждый его шаг отдавался эхом в гулком вестибюле. Где-то наверху, за тяжёлыми дубовыми дверями, его ждало испытание. Но сейчас, с кристальной ясностью восприятия, он чувствовал странное спокойствие…
Переступив порог дома бургомистра, Томас словно оказался в другом мире. Мраморные полы, начищенные до зеркального блеска… Гобелены на стенах, рассказывающие истории о пророках и праведниках… Хрустальные люстры, каждая из которых стоит больше, чем вся их улица могла бы заработать за год…
Эликсир обострял не только чувства, но и мысли. Каждая деталь роскоши вокруг рождала вопросы, которые жгли сознание.
В углу холла стояла статуя Христа. Золото, драгоценные камни… А через дорогу от этого дома он вчера видел женщину, которая не могла купить хлеба для своих детей. Как они молятся здесь? О чем просят? О прощении? Или даже в молитвах думают только о приумножении богатства?
В этих комнатах каждая вещь, казалось, кричала о богатстве её владельцев. Картины в тяжёлых рамах, восточные ковры, серебряные канделябры… А под лестницей он заметил маленькую служанку, украдкой заворачивающую остатки господского обеда в передник – наверное, для больной матери или младших братьев.
Томас поднимался по широкой лестнице, и каждая ступень, казалось, отзывалась эхом его мыслей. Эликсир делал восприятие почти болезненно острым.
На стене висело огромное распятие в золоте и драгоценных камнях. Христос на нём смотрел с какой-то особенной печалью. Тот, кто учил о милосердии, кто делил хлеб с бедными, кто говорил, что легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому войти в Царство Небесное…