личных записей аптекаря Штейна:
«Сегодня я снова не мог уснуть. За окном уже брезжил рассвет, а я всё сидел над книгами счетов, и цифры плясали перед глазами как насмешливые демоны. Три недели… всего три недели с тех пор, как этот выскочка начал лечить людей, и мои доходы упали вдвое. А ведь это только начало.
Что он делает? Как у него получается? Я следил за каждым его движением, изучал каждую травинку, что он использует – всё то же самое, что лежит и в моих шкафах. Но результат… Люди выздоравливают. Не медленно, не постепенно, как положено природой и как выгодно нашему ремеслу, а быстро, словно по волшебству. И платят они не золотом – он берёт у них какие-то гроши, а то и вовсе лечит даром.»
Из городских сплетен:
«Говорят, старый Штейн созвал тайный совет в «Серебряном кубке» – той таверне, куда ходят только члены Гильдии. Видели, как после заката туда прошмыгнули все городские аптекари, один за другим, словно крысы в подвал…»
Продолжение записей Штейна:
«Они тоже это чувствуют – мои «достопочтенные» коллеги по Гильдии. Страх. Он пока ещё смутный, как туман над рекой, но с каждым днём становится всё плотнее. Если позволить этому мальчишке продолжать, всё рухнет. Весь порядок, который мы строили веками.
Что будет, если люди поймут, что можно лечиться простыми травами? Если узнают, что не нужно платить золотом за каждую каплю лекарства? Если… если они заподозрят, сколько лет мы держали их в невежестве и страхе?
Сегодня на совете Гильдии я видел тот же страх в глазах своих собратьев. Старый Краммер, со своей аптекой на рыночной площади, подсчитал: если так пойдёт дальше, через месяц половина наших лавок закроется. А ведь за каждой аптекой – связи, обязательства, долги… Мы все повязаны, как нити в гобелене. Дёрни за одну – и распустится весь узор.»
Из протокола тайного собрания Гильдии аптекарей:
«…и потому постановляем: ситуация требует немедленных действий. Этот выскочка, этот самозванец подрывает самые основы нашего благородного искусства. Но действовать нужно осторожно. Никаких явных мер. Никакого насилия, которое может вызвать подозрения. Нужно найти способ… более тонкий.»
Из записей Штейна (той же ночью):
«Они все трусы. Боятся замарать руки, запятнать репутацию. А я… я помню другие времена. Помню, как мы боролись с знахарками и травницами. Как очищали город от «неугодных целителей». Тогда это называлось «защитой истинного врачебного искусства». Почему сейчас должно быть иначе?
Томас… Забавно, я ведь сам выбрал его в ученики. Видел в нём что-то – усердие, внимательность, молчаливость. Думал, будет послушной тенью, как все другие подмастерья. А он оказался змеёй, которую я пригрел на груди.
Но у каждой змеи есть уязвимое место. Я видел, как он смотрит на дочь бургомистра. Видел, как она отвечает на его взгляды. Глупые дети… Они думают, что их тайные улыбки и случайные прикосновения никто не замечает. А ведь это может стать… полезным.»
Из