голос Анны-Марии дрогнул. «А ваш ученик… Тот молодой человек…»
Штейн резко повернулся, его глаза сузились: «Томас? Он всего лишь подмастерье, самонадеянный невежда.»
«Но я видела…» – Анна-Мария замолчала, подбирая слова. «В последнее время он делал удивительные вещи в аптеке. Я слышала, как люди говорят…»
Странные слухи ходили по городу в те дни. О чудесных исцелениях, о необычных снадобьях. И всё чаще в этих разговорах упоминалось имя молодого подмастерья…
Штейн хотел что-то возразить, но тут Михаэль застонал во сне, и этот звук заставил всех вздрогнуть…
Из дневника Анны-Марии:
«Никогда не забуду, как изменилось лицо господина Штейна при упоминании его ученика. Словно тень пробежала по нему – смесь страха и… ревности? Но мне было всё равно. Когда речь идет о жизни брата, гордость и приличия отступают.»
В комнату вошел бургомистр – грузный мужчина, которого болезнь сына состарила за последний месяц. Его обычно властный взгляд теперь был полон тревоги.
«Ну?» – только и спросил он.
Штейн начал было привычную речь о сложности случая и необходимости терпения, но тут Михаэль закашлялся – глухо, надрывно. На белоснежной подушке появились красные пятна.
«Отец,» – Анна-Мария поднялась со своего места. Её голос, обычно мягкий, звучал неожиданно твердо. «У господина Штейна есть ученик…»
«Подмастерье!» – перебил аптекарь. «Всего лишь подмастерье, который…»
«Который спас дочь кузнеца Мартина,» – теперь уже Анна-Мария перебила его. «И сына булочника. И старую госпожу Герду.»
В доме бургомистра разыгралась настоящая драма. Старый Штейн побелел как мел, когда речь зашла о его ученике. А молодая госпожа… Кто бы мог подумать, что в этой тихой девушке столько решимости?
Бургомистр переводил взгляд с дочери на аптекаря и обратно. В воздухе повисло напряжение, густое, как дым ладана…
После ухода Штейна в аптеке стало тихо. Только всхлипывал ребёнок на руках пожилой женщины, да тикали старые часы на стене.
Есть что-то неправильное в том, как устроен этот мир. Вот женщина, которая всю жизнь работала честно, растила детей, а теперь внуков. И вот её слёзы, бессильные перед железным законом денег. А где-то в богатых домах выбрасывают недопитые лекарства, стоящие целое состояние…
Томас подошёл к женщине. Её морщинистое лицо хранило следы былой красоты, а в глазах застыла та особая мудрость, что приходит только с годами и потерями.
«Покажите ребёнка,» – тихо сказал он.
Пока он осматривал мальчика, готовил травы, смешивал настои, время словно остановилось. Действие прошлой дозы эликсира подходило к концу, но его отголоски ещё помогали видеть чуть больше, понимать чуть глубже.
Он помнил каждую травинку, каждый рецепт, что когда-либо видел в книгах господина Штейна. Но сейчас было что-то ещё – словно сами травы шептали свои секреты. Странное чувство, когда разум балансирует между обычным восприятием и той особой ясностью, что дарит эликсир…
Он