от возмущения.
«Казна опустеет!» – кричал казначей, судорожно перебирая счетные книги. «Мы не сможем платить жалование страже, содержать городские службы!»
«Это безумие!» – вторил ему старший советник, его цепь с печатью города звенела при каждом резком движении. «Если королевский наместник узнает… если весть дойдет до столицы… Вы понимаете, что творите? У нас нет права принимать такие решения без одобрения короны!»
«Подумайте о последствиях!» – прокурор города стучал кулаком по столу. «Сначала ремесленники, потом торговцы потребуют того же. Это подорвет сам фундамент нашего общества!»
Но бургомистр словно со стороны слышал их голоса. Они доносились будто сквозь толщу воды, теряя свою силу и убедительность. В голове звучали другие слова – спокойные, мудрые рассуждения Томаса о том, как процветание простых людей ведёт к процветанию всего города. О том, как богатство, распределенное справедливо, умножается, подобно хорошо посеянным семенам.
Странно… Он помнил этот разговор, помнил убедительные доводы. Но было что-то ещё – что-то в глазах лекаря, в его голосе. И это «лекарство от мигрени», которое тот давал… После него мысли становились такими ясными, такими правильными.
Иногда бургомистр ловил себя на мысли: не околдован ли он? Не опоили ли его чем-то? Но потом приходил Томас со своим лекарством, и все сомнения растворялись в удивительном покое. Он видел мир словно заново – ярче, чище, справедливее.
Вчера он застал дочь в библиотеке – она смотрела на Томаса так, словно он солнце. Раньше бургомистр пришел бы в ярость – какой-то простолюдин осмеливается заглядываться на его Анну-Марию! Но теперь… теперь он видел в молодом лекаре что-то большее. Что-то, чего не мог объяснить.
Из дневника бургомистра:
«Сегодня поймал своё отражение в зеркале и не узнал себя. Нет, внешне я не изменился. Но взгляд… В нем что-то новое. Что-то, похожее на свет. Тот самый свет, что я вижу в глазах Томаса.
Знаю, за моей спиной шепчутся. Говорят, что я сошел с ума, что разрушаю вековые устои. Но впервые в жизни я чувствую, что поступаю правильно. И если это безумие – что ж, пусть будет так. В конце концов, какая разница, почему приходит прозрение? Главное – оно пришло.
А завтра Томас принесет новую порцию лекарства. И мир снова станет прекрасным и правильным…»
Глава четвертая: Тюрьма разума
Их встреча произошла в сумерках, когда последние лучи солнца окрашивали стены домов в багровый цвет. Новый ростовщик, господин Вейс, восседал за массивным столом Крамера, словно коршун, готовый к броску. Его тонкие пальцы, унизанные перстнями, выстукивали нервную дробь по столешнице.
Томас намеренно заставил его ждать. Когда он вошёл, то первым делом зажёг курильницу – «восточный обычай для приятной беседы», как он объяснил. Сладковатый дым поплыл по комнате, заполняя каждый угол.
С едва сдерживаемым удовольствием Томас наблюдал за тем, кто считал себя хищником, не подозревая, что сам