и новое платье, были чем-то из другой реальности, из мира, куда ей вход был заказан.
– Я… не привыкла к такому, – тихо проговорила она, наконец, подняв на меня взгляд. В ее глазах читалась благодарность, но и какая-то глубокая печаль, как будто она заранее знала, что это лишь мимолетное счастье, иллюзия, которая скоро развеется.
– Привыкай, – сказал я с улыбкой, беря ее за руку. – Сегодня ты будешь привыкать к хорошему. И хватит уже про «два дня». Сегодня у нас – сегодня. И мы его проведем так, как хотим. Поняла?
Она слегка кивнула, и на ее губах появилась робкая, неуверенная улыбка. Это была слабая трещинка в броне ее печали, но для меня она была как луч света в темном царстве.
Новое платье, значит. Шелковое скольжение, шепот ткани по коже. Зеленый какой, – изумрудный? Нет, глубже, лесной зеленый, мох после дождя. Туфли. Ах, эти туфли. Кожа новая пахнет, резко так, но приятно. Каблук стучит – тук-тук, тук-тук – ритм новый, шаг другой. Выше стала, выше над землей, над суетой этой вечной. Запахи. Духи новые, – флакончик маленький, стеклянный холод в руке, – жасмин? Или роза? Нет, что-то свежее, как ветер после грозы. И еще – кожа туфель, новое платье, все вместе – аромат собственный, личный, – аура новая. Удовлетворение. Внутри тепло разливается, как солнце в груди. Не просто улыбка, нет, глубже, где-то в солнечном сплетении, теплое пятно, расползается. Благополучие. Слово какое – тяжеловесное, как сундук старый. А ощущение – легкое, как перышко, как пух тополиный в летнем воздухе. Благо-получие. Хорошо-бытие. Да, вот оно – хорошо быть в этом платье, в этих туфлях, в этих запахах. Хорошо быть собой новой, сегодняшней. Наружу пробивается – улыбка шире, плечи расправлены, шаг легче. Видят все, чувствуют, – благополучие мое, сияние мое новое. Как фонарь маленький, внутри горит, освещает все вокруг. И мир отвечает – улыбками, взглядами, – зеркало мое внешнее, отражает свет мой внутренний. Хорошо. Очень хорошо.
Дверь открывается, растворяется, словно масло на горячей сковороде, тихо, беззвучно, только легкий шепот воздуха – вдох и выдох пространства. Сразу – сумрак. Не темнота, нет, не она, а глубина цвета, бархат ночи в полдень. Глаза привыкают, рассматривают, щупают свет – слабый, янтарный, мед старый в кувшине темном. Свечи. Да, свечи, – не электричество дерзкое, нет, мерцание живое, трепет огня робкий, на столах – острова света в море тени. Стены – дерево темное, полированное до блеска – зеркало немое, отражает призраков огня, движение теней длинных. Зеркала. Всюду зеркала – большие, старинные, с пятнами времени – мутные озера, ловят отблески свечей, множат пространство, путают границы – где реальность, где отражение? Столы – круглые, маленькие, оазисы в пустыне зала, скатерти белые, накрахмаленные – снег нетронутый, посуда – керамика, фарфор, стекло тонкое, звенит как колокольчик далекий, серебро тяжелое, холодное – прикосновение вечности. Люди. Сидят – тихо, неподвижно, тени на стенах, говорят – шепотом, голоса сливаются с музыкой – тихой, ненавязчивой, словно дыхание ветра в