крысы унесли, думал Элиас, пока пытался собраться с мыслями.
Он не мог его вынести.
В висках неприятно заныло.
Он попытался вспомнить хотя бы секунду из ночи – что-то, что могло бы объяснить это.
Пустота.
Только воспоминание, как он лёг на диван, закрыл глаза… и проснулся уже сейчас.
Когда был ребёнком, он тоже просыпался и не узнавал комнату. Иногда вещи исчезали. Иногда – появлялись новые. Мать говорила, что это он их двигает, когда спит. И смеялась. Долго.
Куда оно могло деться?
Кто его унес?
Вода в трубах затихла. Часы, которые он не заводил, вдруг тикнули – один раз, разрезая тишину, как капля крови на снегу. Будто что-то замерло в ожидании.
Резкий стук расколол тишину, как выстрел.
Глухой, настойчивый, без тени сомнения.
Элиас лениво приоткрыл глаза, когда по двери снова ударили.
Стук был уверенный, требовательный.
Он не сразу пошевелился, позволил себе ещё несколько секунд тишины.
Стук был настойчивым – тем самым, после которого двери не запирают, если хочешь дожить до следующего утра.
Разница была несущественной.
Стук повторился, на этот раз с голосом:
– Торн, открывай.
Он зевнул, потянулся, поднялся с дивана.
Дверь слабо дрожала от ударов.
Щелкнул засов, открыл.
На пороге стояли двое.
Марк Филлипс и Лена Моррис.
От улицы тянуло холодной гарью – будто ночь сожгла что-то, но не до конца. Пальто Филлипса было влажным по краям, а на ботинках Моррис – серая дорожная грязь, свежая.
Детектив Филлипс был упрямым человеком, но вовсе не дураком. Тот тип, который держит в голове слишком много фактов и складывает их быстрее, чем ты успеваешь соврать. Он всегда носил один и тот же потрепанный плащ, будто был частью антуража.
Моррис – жёсткая, прямая, терпеть не могла тратить время. Считала, что если человек выглядит виноватым, значит, он виноват.
Элиас не то чтобы знал их близко, но достаточно. Особенно Филлипса – тот ещё много лет назад понял, что не вся правда ложится в протокол. И иногда для неё нужен человек, чьё имя не значится в отчетах.
Филлипс иногда подкидывал ему грязные заказы – найти человека, про которого никто не хочет писать в отчёте, узнать, кто врёт, когда официальная версия не сходится с реальностью.
А вот Моррис была его полной противоположностью. Элиас прекрасно понимал, что эта девушка почему-то его не особо жалует и винит его во всех грехах.
Моррис не любила Торна. Она не верила в совпадения.
Были времена, когда она ещё могла поверить ему на слово. Они длились примерно три дня. Потом – провал, ложь и допрос, на котором Элиас смотрел в глаза и врал так убедительно, что почти поверил сам.
Она смотрела на него с той же усталой злостью, что и тогда – когда он ушел чистым, а она осталась с испорченным отчетом и дырой в версии.
Эта неприязнь порой забавляла его, он не имел ничего против офицера, виноват так виноват.
Они