Сережа сказал, она так торопилась, будто их дом буквально убивает Надю. Что там за человек-то такой, что так ей мозги промыл?
Вика, конечно, никогда мне не нравилась. Что ни приготовит, есть невозможно, в шкафах все понапихано, как на свалке… Однажды выходит к нам, лицо презрительное, будто мы в чем-то виноваты. И говорит: «Никому она не нужна!» Надя тогда еще грудная была, на плече у нее висела, как лягушонка. А я ей: «Вика, а тебе-то она нужна?»
Ни разу она сама Наде пеленки не поменяла – все Сережа делал или мы с дедом. Иногда я жалела, что убедила Сережу жениться, но что было делать? История-то вышла мутная.
Когда они познакомились, Сережа работал уже давно, на конкурсы подавался, а Вика в инъязе училась. Она ему, конечно, понравилась – белокурая, синеглазая. Талия, как у Гурченко… Все руки ее нахваливал. Как сейчас помню, придет в ночи и восклицает: «Мама, это руки художницы! Или пианистки… Плавные, белые»!
Но не была она ни пианисткой, ни художницей, и таланта у нее ни в чем не было. Только память была, как у компьютера. Сережа ей с экономикой помогал: наговорит целый билет, а она его с первого раза и запомнит. Потому и языки так хорошо давались, и на работу с французским она быстро устроилась.
Но в общем-то она была никакая. Беседы об искусстве поддержать не могла, Сережины друзья ее восприняли прохладно. Я чувствовала, что его это смущает. Если бы ее мать не влезла, они бы подружили с годик, да и разошлись. Сережа потихоньку стал отстраняться, и тут ее мать в нас вцепилась, как бульдог! Конечно, сама за москвича вышла, надо и дочек в Москву пристроить. А я ведь его предупреждала, что они все такие…
Как она нас шантажировала, аж ужас берет! Позвонила и нагло так начала: «Если ваш Сергей не женится, мы в институте слух пустим, что Вика беременна! Он мигом с работы вылетит, и не видать ему заслуженного конструктора».
У меня тогда сердце упало, ведь от такого позора он никогда не отмоется… Не дадут нам умереть спокойно! Мы с дедом тогда поседели, конечно.
Но ничего: поженились, жили как-то, как все живут. Надя родилась, в отпуск ездили. Ругались много, а кто не ругается? Сколько я на деда кричала, не развелись же. Я Сереже аккуратненько и говорю, может, попробуете помириться. Ну зачем ребенка травмировать, себе репутацию портить? Чтоб в институте все судачили? Деда ведь спрашивать начнут…
А он глаза сузил и говорит: «Так может, наконец найду жену своего уровня». Дверью хлопнул, ушел окончательно.
Кого ж он найдет в сорок четыре года, да еще больной весь?
7 апреля 1996г.
Надя показала себя героем, хотя все вышло просто ужасно.
Вчера мы решили, что объяснит ей все Юра. Сережа на нервах, его нельзя нагружать, а от деда она любую новость воспримет спокойней.
Юра долго топтался перед дверью и глубоко дышал. Я ткнула его лопаткой для теста: «Уж лучше быстрее со всем разобраться, а то травмируем еще сильнее. Она и так уже переживает… Вон, круги по комнате наворачивает, как волк в клетке».
В итоге он усадил Надю на ковер, конфеты «Лещина» на всякий случай под рукой положил.