на неё, будто пытаясь разгадать что-то невидимое в её глазах.
А затем кивнул, довольный её ответом.
– Завтра же начнутся приготовления.
И с этими словами он вышел из комнаты, оставив её в тишине, полной новых возможностей.
Ферида глубоко вдохнула.
Париж.
Она знала, что этот город изменит всё.
Осталось только понять, готова ли она к этим переменам.
Ферида не могла уснуть той ночью.
Горела свеча у трюмо, отбрасывая дрожащие отблески на стены её покоев, но воздух оставался неподвижным, как будто сама комната прислушивалась к её мыслям. Вечерний шум давно стих – гости разъехались, служанки убрали зал, отец, вероятно, сидел в своём кабинете с очередным бокалом коньяка, переваривая происшедшее.
А она лежала в постели, глядя в потолок, но сон не приходил.
Париж.
Это слово звучало в её голове, словно набат.
Она представляла его – живой, шумный, наполненный светом и тайнами. Он не был похож на её родной дом, не был заточен в правила и условности, не диктовал каждое движение, не прятал всё живое под слоем золочёной традиции.
Но была ли это правда? Или же её представления о свободе были просто красивой иллюзией, созданной на страницах книг и в записях путешественников?
Её губы дрогнули в слабой усмешке.
«Ты не понимаешь, в какой мир хочешь ступить», – сказал отец.
И, возможно, он был прав.
Но это не означало, что она отступит.
Она встала, подошла к окну и открыла ставни. Ночь была ясной, воздух наполняли запахи влажной травы и далёкого моря. Где-то внизу, в парке, сонно ухнула сова.
Ферида провела пальцами по деревянной раме, ощущая подушечками неровности краски.
Она знала, что это путешествие будет не просто поездкой.
Это был поворот.
И если Париж действительно изменит её – она сделает так, чтобы он изменил её навсегда.
Приготовления начались уже на следующее утро.
Служанки суетились в её комнатах, перетряхивая платья, отбирая самые элегантные из них. Швеи уже прибыли – отец заранее предусмотрел, что в столице она должна выглядеть безупречно. Ювелиры принесли новые украшения. Гувернантка составляла список рекомендованных знакомых, с кем ей следует поддерживать связь.
Ферида позволяла им делать свою работу, но не участвовала.
Она наблюдала со стороны, слушала разговоры, принимала наряды – но всё это казалось ей театром, в котором она пока ещё вынуждена играть навязанную роль.
«Ты едешь туда, чтобы учиться», – сказал отец.
«Ты едешь туда, чтобы выйти замуж за более выгодную партию», – добавила бы мама, если бы была жива.
Но она сама знала:
Она едет в Париж, чтобы стать другой.
День отъезда наступил неожиданно быстро.
На рассвете экипаж уже стоял у главного входа. Вещи были уложены, слуги суетились, запрягая лошадей.
Отец спустился на крыльцо, одетый в строгий мундир, с тем же невозмутимым лицом, что и всегда. Он ничего не сказал –