другого – каким тоном произнести эти слова, какое выражение лица должно сопровождать их, насколько важно в этот момент показать полное безразличие. Она осознавала, что каждое движение, каждая пауза воспринимаются им как часть ответа, и потому не торопилась. Наконец, собравшись с мыслями, она спокойно и ровно произнесла:
– Ничего, – сказала она ровно.
Леонид чуть приподнял бровь, но в его лице не появилось ни удивления, ни сомнения. Он ждал продолжения.
– Он твоя цель, разве нет?
Лена улыбнулась – не нервно, не растерянно, а спокойно, как человек, который больше не видит в этом вопросе смысла.
– Это была моя цель, – произнесла она, и он уловил в её голосе лёгкое отстранение.
Леонид склонил голову набок, как будто оценивая сказанное, затем усмехнулся.
– Тогда выходит, у тебя больше нет целей? – его голос прозвучал ровно, но в глубине скрывалось ожидание, словно он искал малейший намёк на эмоцию в её ответе.
Лена медленно пожала плечами, не спеша с ответом, будто оценивая, насколько этот вопрос вообще заслуживает внимания.
– А обязательно ли иметь цель? – её голос был лёгким, но в нём сквозило что—то неуловимое, что—то, что заставило Леонида чуть прищуриться, изучая её ещё внимательнее.
Он внимательно изучал её, его взгляд стал сосредоточеннее, глубже, но не пронзительным, а скорее, оценивающим, словно он пытался разглядеть в ней что—то новое. В его голосе не было категоричности, но в словах читалось убеждение, сформированное годами опыта и безоговорочной уверенности в своих принципах.
– Человеку всегда нужна цель, – произнёс он размеренно, будто настаивая, что в этом правиле не может быть исключений.
Лена не стала возражать, но в её выражении не появилось ни согласия, ни интереса. Она не отвергала его точку зрения, но и не позволяла ему считать, что эти слова хоть как—то её касаются.
Леонид сделал шаг вперёд, медленно, словно проверяя, изменится ли что—то в её выражении, дрогнет ли она хотя бы на долю секунды.
– Или у тебя появилась другая? – спросил он негромко, почти с интересом, в котором скрывался подтекст, едва заметный, но уловимый.
Она не ответила, но её молчание уже было достаточным ответом. Оно не было вызвано растерянностью или страхом, в нём не чувствовалось ни сопротивления, ни желания что—то скрыть. Скорее, это была осознанная пауза, наполненная уверенностью, которая не нуждалась в подтверждении.
Он понимал, что Николай больше не значил для неё ничего, не вызывал ни злости, ни желания мести, ни даже отвращения. Её мысли теперь были заняты чем—то иным, чем—то, что выходило за рамки прежних целей, за пределы навязанных ей установок.
Он не мог с точностью сказать, что именно происходило в её сознании, но видел, что перемены, которые он лишь смутно предчувствовал, зашли глубже, чем он предполагал. Она больше не была той, кого он знал раньше, и это пробуждало в нём не просто интерес, а нечто большее – осознание того, что он больше не контролирует ход этой игры.
Лена