и заплакал. Слёзы, текшие по его щекам, исчезали в воздухе, не касаясь земли, как если бы мир не мог позволить им утонуть в этой пустоте.
– Мама, я так виноват перед тобой и перед отцом… Прости меня, – Лиррик склонился вперёд, его плечи дрожали от слабости. Слова вырывались из него, как мольбы, и боль, которую он испытывал, разрывала его на части. – Я был высокомерен, заносчив и легкомыслен. В своём стремлении достичь большего я не заметил, что творилось у меня под носом. Прости меня…
В этот момент туман вокруг него сгущался, как будто сам воздух пытался обвить его, удержать его в своём плену. Он чувствовал, как его тело становится тяжёлым, словно туман впитывает в себя его силы, но он не сопротивлялся. Он слишком устал, чтобы бороться с ним. Туман сжимался всё сильнее, и каждый его вдох становился ещё труднее, но, несмотря на это, Лиррик продолжал стоять, с каждым шагом погружаясь в этот мир, который когда-то был ему таким знакомым, но теперь казался чужим.
Тем временем, за окнами лаборатории, солнце высоко в зените раскидывало свои лучи, словно небрежно, указывая на мир, в котором Лиррик теперь существовал. Лучи, пробиваясь сквозь частично выбитые оконные ставни, освещали пыль, поднятую ветром. Свет, отражаясь от многочисленных поверхностей, создавал причудливые узоры в воздухе, создавая иллюзию танцующих огней, словно сама комната жила своей жизнью. Свет и тень переплетались в магическом танце, как два древних духа, борющихся за доминирование.
Стоявшая в стороне пара рыцарских доспехов спорила о произошедшем, активно жестикулируя и указывая в сторону лежащего на полу создателя. Один из золотых стражников, с копьём наперевес, тыкал древком в ребра Лиррика, ожидая какой-либо реакции. Судя по боли, он делал это уже давно, и каждое его движение было не просто механическим, а наполненным невыраженным ожиданием, словно он надеялся, что малейшее движение или вздох Лиррика возвестят о пробуждении.
Мягкий фавский ковёр щекотал лицо Лиррика своими длинными ворсинками, когда его сознание наконец вернулось в этот мир. Он почувствовал, как воздух стал менее тяжёлым, а запахи вновь стали различимыми – смесь старого дерева, пыли и металлического привкуса пота. Перевернувшись на спину, он замер, пытаясь пробудить память о событиях вчерашнего дня. Он повторял слова матери, вновь и вновь прокручивая их в голове, словно они могли стать ключом к разгадке, а образы сновидения, где она казалась живой, ускользали от него, как туман, стремящийся раствориться в первом луче утра.
Лиррик почувствовал, как сила, исходящая от него, вновь возвращается, но он всё ещё был ослаблен – каждая клетка его тела словно боролась с собственной тяжестью, сопротивляясь своему существованию. В этот момент в лабораторию ворвался сквозняк, развеявший всё вокруг: свитки, записи и старинные манускрипты взмыли в воздух, создавая хаотичный танец бумаги и пера, а пронзительный звук их движения