пару резких, неуклюжих движений, он напрочь разорвал тряпку, после чего тяжело вздохнул и вернулся к своему прежнему занятию – наблюдению за тем, как работает кто-то другой.
Мак, закатив глаза, продолжил оттирать картину, на которой всё отчётливее проступали очертания знакомых фигур. Он уже очистил значительную часть старинного полотна, и под слоями грязи начали проявляться черты Лиррика и его спутников. Но особенно выделялся один человек – молодой Хенрик Орхонский. Тогда он был круглолицым, с горящими амбициями в глазах, с тем задором, который ещё не потух под грузом лет и ошибок.
– Мы просто обязаны это использовать, – голос ещё круглолицего Хенрика, казалось, всё ещё звучал в ушах Лиррика. – Мы проведём обряд, и ночь навсегда исчезнет, а с ней и сила полуночников, терзающих наши земли столь долгое время. Мы, друг мой, вчетвером станем героями.
Лиррик моргнул, возвращаясь в настоящее. Хлопья сажи медленно оседали на пол, кружась в воздухе, словно осенние листья в тот самый день, когда он впервые ворвался в эту мрачную комнату. Тогда его аргументы оказались бессильны перед ослепляющей жаждой славы, которая затмила разум Хенрика. Магистр напрочь отказался слушать его доводы о магическом балансе, о возможных последствиях.
– Мы сделаем это с тобой или без тебя. Выбирай, – настаивал Хенрик, его лицо осунулось за месяцы подготовки к обряду, глаза впали, но взгляд оставался жёстким, горящим фанатичным светом.
– Ты не вернёшь её, Хенрик, – Лиррик сжал кулаки, зная, что слова не изменят ничего. – Остановись, или ты погубишь всех.
– Я ни за что не остановлюсь! – Хенрик взмахнул рукой, и его голос разлетелся по длинным коридорам школы, разбиваясь о стены, будто гром. – Я спасу тех, кого ещё можно спасти! Я избавлю мир от этой погани!
Лиррик не отступил, хотя уже знал: спорить было бесполезно.
– Я не позволю тебе этого сделать.
– Попробуй.
Лиррик вздрогнул. Воспоминания завладели им, тёмными волнами накатываясь одно за другим, затягивая его в водоворот прошлого.
Он снова оказался в той злополучной пещере, где укрылся от грозы. Тогда он был уверен, что без дневных ягод у Хенрика ничего не выйдет. И потому позволил себе ослабить контроль. Провёл ночь в темноте, укрывшись промокшим плащом, и даже не подозревал, что с первыми лучами солнца мир уже изменится.
Лица тех, кто пережил тот рассвет, снова всплывали перед ним – расплывчатые, искажённые страхом, залитые слезами. В груди нарастало тревожное покалывание, как перед грозой. Школа, которую он знал всю жизнь, встретила его звонким грохотом выбиваемых дверей, паникой в глазах учеников, хаосом, что прокатывался по коридорам неотвратимой бурей.
Если бы он только знал…
Если бы он только смог что-то изменить…
Болезненный тычок толстых пальцев Мака вернул Лиррика в настоящее, заставив его поморщиться. Довольный собой каменный гигант стоял перед ним в расслабленной позе, выжидающе склонив голову, словно ожидая похвалы за выполненную