зажёгся, Владимир протянул ей мокрую от дождя ветку сирени.
– Вот твой смех. Дикий. Непричесанный. Прекрасный.
На обратной стороне фотографии она позже нашла надпись: «Помни, тётя Лиза: летать может каждый, если перестать бояться высоты». Юлия провела пальцем по буквам, представляя, как девочка с косичками теперь, наверное, её ровесница. И, возможно, тоже где-то учится смеяться заново.
Глава 14. Ужин с ошибкой
Кафе «У дяди Вити» ютилось между автомастерской и круглосуточным магазином. Вывеска мигала жёлтым неоном, отражаясь в лужах с радужными разводами машинного масла. Пластиковые стулья, прикруплённые цепями к полу, скрипели под порывами ветра. Владимир толкнул дверь, звякнув колокольчиком, от которого отвалилась половина бубенчика.
– Здесь подают лучшую картошку в городе, – заявил он, смахивая крошки с липкого столика. – Правда, последний санитарный проверял их в 90-х.
Юлия приподняла край бумажной салфетки с надписью «С Новым Годом!». Под ней прятались пятна, похожие на континенты неизвестной страны. Она привыкла к стерильным ресторанам с тихой музыкой, где официанты читают мысли. Здесь же пахло жареным маслом и свободой – резкой, как уксус.
Официантка с синим маникюром швырнула меню. Владимир заказал, не глядя:
– Две порции картошки фри и кофе, который не отличить от асфальта.
Юлия потрогала вилку с погнутыми зубцами. Её пальцы дрогнули – привычка проверять чистоту.
– Не умрёшь, – он перехватил её взгляд, обмакивая кусок хлеба в общую горчичницу. – Иногда грязь полезнее стерильности.
Картошка пришла в металлической миске, заляпанной жиром. Ломтики кривые, местами подгоревшие. Юлия поднесла один к губам, вспомнив мамины уроки: «Еда – топливо, а не удовольствие». Хруст. Соль. Тёплый пар, обжигающий язык. Она замерла, ощущая, как вкус разливается по нёбу – грубый, наглый, настоящий.
– Ну как? – Владимир облокотился на стол, сдвинув солонку.
Слёзы подступили неожиданно. Она засмеялась, давясь картошкой и слезами.
– Я… я забыла, что это вкусно – быть живой.
Он рассмеялся вместе с ней, вытирая жирный палец о джинсы. За соседним столиком подростки стреляли картофелем друг в друга, пока повар в засаленном фартуке орал из-за стойки. Шум, гам, жизнь – неотредактированная, как старый фильм с порванной плёнкой.
Владимир вдруг потянулся через стол, стёр с её щеки крошку.
– Вот ты какая. Настоящая.
Она почувствовала, как горит ухо под прядью выбившихся волос. Неловкость? Нет. Облегчение. Будто сбросила корсет, который носила двадцать лет.
– В детстве я воровала хот-доги у уличных ларьков, – сказала она вдруг, крутя соломинку в стакане с «колой», которая пахла лекарством. – Потом мама застала и…
– Отшлёпала линейкой по пальцам?
– Подарила годовую подписку на «Экономист». Сказала: «Голодные мыслители